Это случилось, потому что умерла хозяйка кристалла? Или ее умертвила та же загадочная сила?

«Что это вдруг мне пришло в голову?»

Джефф Кервин взял себя в руки. Он бросил прощальный взгляд на мертвую женщину, мысленно прося прощения, потом вышел на улицу и вызвал полицию.

Явились дарковане в зеленых, перетянутых портупеями мундирах – Городская Стража, аналог муниципальной полиции. При виде землянина они не выказали особенного восторга и не пытались этого скрыть. Неохотно, с холодной вежливостью они позволили ему воспользоваться своим законным правом и перед допросом вызвать земного консула – правом, которым в данных обстоятельствах Кервин предпочел бы пренебречь. Ему не больно‑то хотелось, чтобы в Миссии узнали об его изысканиях.

Сначала ему задавали вопросы, а потом им не понравились его ответы. Каким‑то образом Джефф сумел ни разу не упомянуть о своем матричном кристалле и даже о цели визита к покойной – хотя те, кто снимал показания, наверняка не могли не прийти к определенному выводу. Но в конце концов, поскольку никаких признаков насильственной смерти обнаружено не было, а оба врача – и земной, и даркованский – независимо постановили, что смерть наступила от сердечного приступа, Кервина отпустили и сопроводили до границы Земного сектора, где вежливо попрощались, но от этой вежливости веяло мрачным предупреждением. У Кервина сложилось впечатление, что они хотят сказать: если вы снова появитесь в этой части города, за последствия мы не отвечаем.

Такие вот дела. Тропинка сужалась, сужалась, да и завела в тупик; и дверь захлопнулась перед самым носом.

Что ж, по крайней мере, как ему казалось, худшее он уже испытал; дальше тупика с трупом идти некуда, Он запер дверь своей комнаты и принялся расхаживать из угла в угол, как зверь в клетке, снова и снова прокручивая в мозгу события последних дней, пытаясь уловить во всей этой путанице какую‑нибудь закономерность.

Черт побери, должен же в этом быть какой‑то смысл! Кто‑то из кожи вон лез, только чтобы он, Кервин, не сумел восстановить своего прошлого – и не останавливался ни перед чем, даже перед убийством.

«Мы не вмешиваемся в дела вай лерони  », – так сказали матричные механики, отказав ему в помощи. Слова звучали незнакомо; поскладывав их и так, и эдак, ни к какому удовлетворительному результату Кервин прийти не сумел и отправился искать словарь. Вай  – это, разумеется, оказалась аристократическая приставка; вай дом  означало «лорд». Лерони  он обнаружил в главке леронис  с пометкой «горный диалект»: «вероятно, происходит от ларан , что означает силу или право наследования; волшебница». Кервин наморщил лоб. Значит, вай леронис  – это женщина, обладающая какими‑то необычными способностями; а также, судя по всему, благородного происхождения. Но с чего вдруг кому‑то может прийти в голову, будто он замешан в делах этих загадочных вай лерони ?

Он заступил на очередное дежурство, не оставляя попыток докопаться до разгадки, но все так же тщетно. Он тестировал электрические цепи в сломавшемся интеркоме, а странные слова продолжали звучать в голове.

Первая ночь на Даркоувере. Трое рыжеволосых незнакомцев в «Небесной гавани» и девушка, похожая на лесную фею, приветствовавшая его как комъина  – то есть, как друга или как равного, в смысле принадлежности к одному клану или к семье такого же социального статуса. Соответственно, комъин  должно означать «равный»; может, даже «аристократ».

Размышления его оборвал сигнал настенного интеркома.

– Слушаю, – недовольно буркнул Кервин; но тут же заморгал и весь подобрался, потому что с экрана смотрело лицо легата, и легат был явно не в духе.