– Послушайте, – произнесен, – я не…

«Это в твоих силах, Джефф. У тебя есть Дар» . – Это был голос Кеннарда, и в нем четко различались умоляющие нотки.

«Бесполезно, Кен. Ничего у него не получится» .

«Барьер – это условный рефлекс. Двадцать лет среди землян – да без барьера он с ума сошел бы!»

Лаборатория стала вдруг необычно темной, какой‑то бесформенной и слегка колышущейся; Кеннард повернулся к Кервину, и по лицу его словно прошла рябь, Губы зашевелились, и только после некоторой паузы послышался голос:

«Тебе придется нелегко. Двадцать лет! С Остером после пяти – и то был сущий кошмар» .

Полумрак пошел рябью, и Джеффу представилось, будто Кеннард движется с видимой натугой, словно под водой; тот взял его за руку и привлек в круг.

– Постарайся не сопротивляться, – негромко произнес он.

И тут же Кервин почувствовал резкое, словно удар ножа, прикосновение – неописуемое, невероятное, настолько неопределимое и чужеродное, что иного слова, кроме «боль», к нему не подходило… В какую‑то долю секунды он осознал: это как раз то, что Кеннарду приходилось делать раньше, это как раз то, что невозможно ни вынести, ни запомнить…

Больше всего это было похоже на вкручивающееся в череп сверло бормашины. Секунд пять Кервин терпел. Потом он конвульсивно содрогнулся и полетел в черноту, а сквозь миллионы миль до него донесся пронзительный крик.

Когда он пришел в себя, то лежал на полу в восьмиугольной комнате, а над ним возвышались Кеннард, Элори и Остер, Издалека приглушенно донесся всхлип; скосив глаза, Джефф разглядел, скорчившегося, закрывшего лицо ладонями Коруса.

Вместо головы, казалось Кервину, на плечах у него огромный воздушный шар, наполненный докрасна раскаленной, кипящей болью. Это было настолько ужасно, что, наверно, целую минуту он не мог перевести дыхания; потом из легких невольно вырвался протяжный хрип.

– Ты можешь сесть? – опустившись на колено, негромко спросил Кеннард.

Джефф сделал попытку приподняться, и Остер протянул ему руку. На Остера было больно смотреть.

– Все мы проходили через это, – произнес Кеннард. – Давай, обопрись на меня. Корус, ты как?

– Кажется… в порядке, – сдавленно отозвался Корус, поднимая пошедшее пятнами лицо.

– Давайте быстрее заканчивать, – натянуто проговорила Элори. – Надолго их не хватит. – Девушку трясло, но она протянула руку Корусу; до Кервина донесся еле слышный щелчок, и он ощутил, как снова бешено замельтешила паутина раппорта. Остер, а за ним и Раннирл отдались на волю вихря. Кеннард, поддерживая Джеффа за плечи, шагнул в водоворот и исчез.

Элори не разжимала губ, но шепот ее донесся до Кервина как приказ:

«Ну, давай, Джефф‑варвар…»

Казалось, в одно мгновение воздух улетучился у него из легких; всем своим невероятным весом паутина раппорта обрушилась на Кервина и впечатала в голубую сердцевину кристалла. В мозгу у него гигантской звездой ослепительно вспыхнул узор, и Джеффа с дикой скоростью понесло по кругу; контакт то замыкался, то размыкался. Замельтешили образы: Элори – спокойно, отстраненно держит в руках нить страховочного конца; Кеннард – сама ободряющая уверенность; Корус – легкое, как перышко, прикосновение; Остер – зловещая вспышка пламени, болезненный шок; Раннирл – деловитая искорка.

– Достаточно, – отрывисто произнес Кеннард. И Кервин вдруг снова стал самим собой, а конгломерат неосязаемых образов распался на отдельных людей из плоти и крови.