С момента знакомства Эйб предсказывал социальную и экономическую катастрофу и серьезно к ней готовился.

– У человека должна оставаться надежда. Я всегда думал, что с накоплением и углублением знаний люди постепенно движутся из тьмы к свету. Видимо, многие предпочитают мрак.

– Бред в стиле «нового века», – согласился Джек. – Почему эти идеи вошли в моду? Золотое дно для артистов‑мошенников. Интересно бы знать, почему это сейчас происходит? Мы вылезли из мистического вздора, а с семидесятых годов сваливаемся обратно. Что нас заставляет?

Эйб пожал плечами:

– Возможно, наука.

– Я думал, наука решает проблему.

– Лучше сказать, реакция на науку. Все жаждут трансцендентности...

– Это еще что такое?

– Загробная жизнь. Бестелесное существование. Иными словами, мы хотим жить дальше. Ты веришь в трансцендентность?

– Хотелось бы. То есть приятно думать, что какая‑то моя искорка будет гореть и гореть... хотя...

– Что? Для веры в собственное бессмертие недостает самолюбия?

– По правде сказать, я особенно не задумывался на этот счет. В любом случае, не понимаю, как это повлияло бы на повседневную жизнь. Я знаю лишь один способ жить. А при чем тут наука?

– При всем. Чем дальше она раздвигает границы неизвестного, тем менее определенной становится трансцендентность. Люди слишком остро реагируют. Рациональность не утешает, поэтому они ее отбрасывают и цепляются за иррациональность, даже самую фантастическую.

Джек взглянул на него:

– Мы с тобой знаем, что на свете есть вещи, которые нелегко объяснить.

– Вроде ракшас?[8]

– Вот именно. К ним не подойдешь с научными мерками.

– Однако они существуют. Не забывай, я был в Бэттери[9], когда эта самая тварь появилась из гавани. Видел ее собственными глазами, видел, как она грудь тебе располосовала... После такого кому нужны подтверждения? У тебя шрамы остались. Ты знаешь.

Джек инстинктивно дотронулся до груди, нащупав под футболкой резиновые рубцы.

– Ракшасы не укладываются в то, что мы знаем о мире.

– Правильно. И ключевое слово здесь – «знаем». У меня нет объяснения, а у кого‑то другого, возможно, найдется. У какого‑нибудь высоколобого специалиста. Я уверен, что все объяснимо, – конечно, кроме человеческого поведения, – если у тебя достаточно знаний. Знание играет критически важную роль. Мы с тобой кое‑что знаем – ты больше, так как больше видел. Знаем, что в мире действует темная сила...

– Иное, – кивнул Джек, вспоминая, как оно в этом году вторглось в его жизнь. – Его просто так называют.

– Судя по твоим рассказам, оно не объект, а скорее состояние. Слово «иное» мало что объясняет. Что в это ни было, оно непознаваемо в данный момент. Как нам известно, его не отпугивают магические кристаллы и талисманы, не вызывают заклинания и жертвоприношения. Поэтому бредовая болтовня приверженцев «нового века», «конца света», уфологов и иже с ними не имеет ни малейшего смысла. Настоящая тьма в нашем мире не проявляется, живет по собственным законам, действует по собственной программе.

Джек поймал себя на мысли о сестре. В ее смерти виновно Иное.

– Я тебе никогда не рассказывал... Кейт перед смертью предупреждала о наступающей тьме. Вирус в мозгу позволил ей это увидеть. «Тьма пока выжидает, но скоро придет... и все опрокинет».

– Со всем уважением к твоей сестре – никогда не прощу, что ты так и не познакомил меня с замечательной женщиной, – напомню, что она находилась в критическом состоянии.