|
Кого-кого там только не было! Главным образом купцы и фабриканты из Варшавы, из провинции, из Москвы - да что! Даже из Вены и Парижа! Пожаловали также два графа, один князь и изрядное количество помещиков. О напитках и говорить нечего, ибо неизвестно, чего было больше - листьев ли на растениях, украшавших зал, или бутылок. Удовольствие это обошлось нам более чем в три тысячи рублей, зато зрелище такого множества обедающих было поистине внушительно. Когда же в наступившей тишине встал князь и выпил за здоровье Стася, когда заиграл оркестр не помню уж что, но очень миленькую вещицу и сто пятьдесят человек гаркнули: "Да здравствует!" - у меня на глазах выступили слезы. Я подбежал к Вокульскому и, обняв его, прошептал: - Видишь, как все тебя любят... - Не меня, а шампанское, - ответил он. Я заметил, что тосты его ничуть не трогают, он даже не повеселел, хотя один из ораторов (наверно, писатель, потому что болтал долго и без всякого смысла) сказал - не знаю только о себе или о Вокульском, - что это прекраснейший день в его жизни. Заметил я также, что Стах больше всего льнет к пану Ленцкому, который, говорят, до своего банкротства бывал при европейских дворах... Вечно эта несчастная политика!.. Вначале пиршество протекало весьма торжественно; то и дело кто-нибудь из гостей брал слово и говорил, говорил, словно хотел языком отработать за выпитые вина и съеденные блюда. Но чем больше пустых бутылок убирали со стола, тем быстрее улетучивалась из этого собрания торжественность, а под конец поднялся такой невообразимый гам, что он заглушил оркестр, игравший рядом. Я был зол как черт, и мне захотелось выругать кого-нибудь, хотя бы Мрачевского. Однако, отведя его в сторонку, я только и мог сказать: - И для чего все это?.. - Для чего?.. - переспросил он, уставясь на меня осоловелыми глазами. - А для панны Ленцкой... - Да вы рехнулись! Что для панны Ленцкой?.. - Ну... все эти торговые общества... и магазин... и обед... Все для нее... Из-за нее же я из магазина вылетел... - лепетал Мрачевский, опираясь на мое плечо, так как уже не держался на ногах. - Что? - говорю я, видя, что он совершенно пьян. - Из-за нее вы из магазина вылетели, так, может быть, из-за нее же вы и в Москву попали? - Ясное... ясное дело! Она только замолвила словечко, одно... маленькое словечко... и я получил на триста рублей больше в год... Рыбка делает с нашим стариком все, что ей вздумается. - Ступайте-ка спать, - сказал я. - А вот и не пойду я спать!.. Я пойду к моим друзьям... Где мои друзья? Они бы скорее управились с этой рыбкой... не водила бы она их за нос, как нашего... Где они, где мои друзья? - заорал он во все горло. Разумеется, я велел отвести его наверх, в номер. Однако же смекнул, что он прикинулся пьяным, чтобы меня одурачить. К полуночи зал был похож не то на мертвецкую, не то на больницу: то и дело приходилось кого-нибудь тащить в номер или на пролетку. |
