От этих разговоров Ставская худела, бледнела и теряла покой. Ею
овладела одна мысль: что она ответит, если Вокульский объяснится ей в
любви?.. Правда, сердце ее давно омертвело, но хватит ли у нее мужества
оттолкнуть его и сказать, что она к нему равнодушна? И могла ли она остаться
равнодушной к такому человеку - не потому, что она ему многим обязана, а
потому, что он был несчастлив и любил ее. "Какая женщина, - думала она, - не
сжалилась бы над этим истерзанным сердцем, столь кротким в своих
страданиях!"
Поглощенная внутренней борьбой, сомнениями, которыми ей даже не с кем
было поделиться, Ставская не замечала перемены в поведении Миллеровой, не
обращала внимания на ее улыбочки и недомолвки.
- Как поживает пан Вокульский? - часто спрашивала ее владелица
магазина. - Ох, какая вы стали худенькая!.. Пан Вокульский не должен
позволять вам столько работать...
Однажды, примерно во второй половине марта, Ставская, вернувшись домой,
застала мать в слезах.
- Что это значит, мамочка?.. Что случилось? - встревожилась пани Элена.
- Ничего, ничего, дитя мое... Зачем отравлять тебе жизнь сплетнями?..
Боже мой, до чего люди подлы!
- Наверное, вы получили анонимное письмо? Я получаю чуть ли не каждый
день письма, в которых меня называют любовницей Вокульского; ну и что ж? Я
догадываюсь, что это проделки Кшешовской, и бросаю их в печь.
- Ничего, ничего, дитя мое... если бы только письма... Но сегодня у
меня были Радзинская и Денова, такие почтенные женщины, и... Но зачем мне
отравлять тебе жизнь... Они говорят (якобы подобные слухи носятся по
городу), что ты ходишь не в магазин, а к Вокульскому...
Впервые в жизни в Ставской проснулась львица. Глаза ее засверкали;
подняв голову, она твердо произнесла:
- А если бы даже так, что из того?
- Господь с тобою, что ты! - ахнула мать, всплеснув руками.
- Ну, а если бы? - повторила Ставская.
- А муж?
- Где он, мой муж? Впрочем, пусть убивает меня...
- А дочь... Элюня?.. - пролепетала старушка.
- Оставим в покое Элюню, будем говорить только обо мне...
- Элена... дитя мое... но ведь ты не стала его...
- Любовницей?.. Нет, я ему не любовница, потому что он еще не просил
меня об этом. И какое мне дело до Деновой, или Радзинской, или до мужа,
который покинул меня?.. Право, я сама не понимаю, что со мною творится... Но
знаю одно - человек этот завладел моею душой...
- Но будь же благоразумна... Хотя...
- Я благоразумна... пока это в моих силах... Но я не хочу считаться с
обществом, которое обрекает людей на пытки только за то, что они любят друг
друга. Ненавидеть можно, - продолжала она с горькой усмешкой, - красть,
убивать. |