.. Пораздумай над этим, Стах!..
Он обнял Вокульского и вышел, насвистывая арию: "Рахиль, ты мне дана
небесным провиденьем..."
"Итак, - размышлял Вокульский, - по-видимому, предстоит драка между
прогрессивными и реакционными евреями, оспаривающими друг у друга нашу
шкуру, и от меня ожидают, что я примкну к одной из сторон... Заманчивая
роль!.. Ах, как все это скучно и нудно..."
И он вернулся к своим мечтам. Опять перед ним встали потрескавшиеся
стены Гейстова дома и бесконечная лестница, наверху которой возвышалась
бронзовая статуя богини с головой, окутанной облаками, и загадочной надписью
у подножья: "Чистая и неизменная..."
Он смотрел на складки ее одежды, и на минуту ему стали смешны и панна
Изабелла, и ее победоносный поклонник, и собственные терзания.
"Возможно ли?.. возможно ли?.. чтобы я..."
Но статуя вдруг исчезла, а боль вернулась и расположилась в его сердце
полновластной хозяйкой.
Через несколько дней после Шумана пришел Жецкий.
Он очень исхудал, опирался на палку и так обессилел, поднимаясь на
второй этаж, что упал, задыхаясь, на стул и еле мог говорить.
Вокульский ужаснулся.
- Что с тобой, Игнаций? - воскликнул он.
- Э, пустое... Малость состарился, а малость... Пустое!
- Да ты лечись, дорогой, съезди куда-нибудь...
- Признаюсь тебе, я уже пробовал уехать... Даже сидел уже в вагоне...
Но такая тоска меня взяла по Варшаве... по нашему магазину, - прибавил он
тише, - что... И-и-и! Куда там!.. Извини, что я пришел сюда...
- Ты еще извиняешься, старина дорогой!.. Я думал, ты на меня
сердишься...
- На тебя? - возразил Жецкий, с любовью глядя на Вокульского. - На
тебя?.. Ну, да чего там... Меня заставили прийти дела и большая
неприятность...
- Неприятность?
- Представь себе, Клейна арестовали...
Вокульский подался назад вместе со стулом.
- Клейна и тех двух... помнишь? Малесского и Паткевича...
- За что?
- Они ведь жили в доме баронессы Кшешовской, ну и, по правде сказать,
немножко... допекали... этого... Марушевича... Он из себя вон выходил, а они
свое... Наконец он побежал в участок жаловаться... Явилась полиция,
произошел какой-то скандал, и всех троих упрятали в тюрьму.
- Дети! Малые дети... - тихо сказал Вокульский.
- И я тоже говорил, - подхватил Жецкий. - Конечно, ничего им не будет,
но все-таки неприятность. Марушевич, осел этакий, сам перепугался. Прибежал
ко мне, божился, что он тут ни при чем... Я уж не выдержал и говорю ему: "Не
сомневаюсь, что вы ни при чем, но несомненно также, что в наше время господь
бог жалует негодяев... По совести, это вам полагалось бы сейчас сидеть за
решеткой за подлоги, а не этим сорванцам. |