А как раз теперь во мне пробуждаются инстинкты моих
предков: любовь к коммерческим комбинациям. О, голос крови!
Как бы мне хотелось иметь миллион рублей, чтобы нажить второй миллион,
потом третий... и стать младшим братом Ротшильда. Между тем даже такой вот
Шлангбаум водит меня за нос... Я так долго вращался в вашем обществе, что в
конце концов утратил драгоценнейшие черты своей расы... Но это великая раса!
Они завоюют весь мир, и даже не с помощью своего ума, а наглостью и
обманом...
- Так порви с ними, крестись...
- И не подумаю. Во-первых, креститься - не значит порвать с ними, да и
я из тех жидовских феноменов, что не любят притворяться и врать. Во-вторых,
если я не порвал с ними, когда они были слабы, то тем более не порву сейчас,
когда они стали сильны.
- Мне кажется, что именно сейчас они слабее, чем прежде, - заметил
Вокульский.
- Не потому ли, что их начали ненавидеть?
- Полежим, ненависть - сказано слишком сильно.
- Да перестань ты, я ведь не слеп и не глуп... Знаю, что болтают насчет
евреев в мастерских, кабаках, магазинах и даже в газетах... И не сомневаюсь,
что в ближайшие годы разразятся новые преследования, после которых мои
братья во Израиле станут еще умнее, сильнее и сплоченнее... Ох, когда-нибудь
они рассчитаются с вами! Прохвосты они отчаянные, но я вынужден признать их
гениальность и не стану отрицать своей к ним симпатии... Последний
замызганный еврейчик мне милее самого опрятного барчука; а когда я, впервые
за двадцать лет, зашел в синагогу и услышал песнопения - честное слово, на
глаза мои навернулись слезы... Что и говорить! Прекрасен Израиль в торжестве
своем, и сладко подумать, что в торжестве угнетенных есть частичка твоей
заслуги!
- Шуман, мне кажется, у тебя жар.
- Вокульский, я уверен, что у тебя бельмо, но не на глазу, а на
мозгах...
- Как ты можешь говорить при мне подобные вещи?
- Говорю я прежде всего потому, что не хочу быть гадиной, которая жалит
исподтишка, а во-вторых... ты, Стах, с нами воевать не будешь... Ты разбит,
разбит своими же... Магазин ты продал, из Общества выходишь... Песенка твоя
спета.
Вокульский понурился.
- Сам посуди, - продолжал Шуман, - кто остался с тобой? Я, еврей,
презираемый и обездоленный, равно как и ты... и по вине тех же людей... по
вине великосветских господ...
- Ты становишься сентиментален.
- Это не сентиментальность! Они кичились перед нами своим величием,
рекламировали свои добродетели, навязывали нам свои идеалы... А теперь скажи
сам: чего стоят их идеалы и добродетели, в чем их величие, которое нуждалось
в поддержке твоего кармана? Всего год провел ты с ними, якобы на
равноправном положении, и до чего они тебя довели? Посуди же, до чего они
должны были довести тех, кого целые столетия угнетали, топтали ногами?..
Потому-то советую тебе: объединись с евреями! Удвоишь состояние и, как
гласит Ветхий завет, "узришь врагов у стоп твоих. |