|
"Однако что за наглец этот Мрачевский, - думал он. - Как можно говорить подобные вещи в магазине? "Через несколько дней получу от нее записочку, а там - свидание..." Что ж, поделом ей: пусть не кокетничает со всяким болваном... Впрочем, не все ли мне равно!" В душе его была странная пустота, только на самом дне ее - капелька жгучей горечи. Ни сил, ни желаний - только эта капелька, такая крохотная, что и не разглядишь, но такая горькая, что, кажется, весь мир можно бы отравить ею. "Временная апатия, переутомление, отсутствие впечатлений... Я слишком много занимаюсь делами", - говорил он себе. Поглядев вокруг, он остановился. Предпраздничный день и хорошая погода выманили на улицу множество людей. Между памятником Коперника и колонной Зыгмунта двигалась вереница экипажей, и, колыхаясь, плыла пестрая толпа, похожая на стаю птиц, которые в эту минуту проносились над городом, улетая на север. "Любопытная вещь, - подумал он. - Каждая птица там, в вышине, и каждый человек на земле воображает, что направляется туда, куда хочет, и только со стороны видно, что всех их несет вперед некая роковая сила - более мощная, чем их желания и намерения. Может быть, та же самая, которая разносит по ветру снопы искр, вылетающих ночью из трубы паровоза? На миг блеснут они и погаснут навеки - и это называется жизнью. Людей проходят поколенья - Так гонит ветер волны в море И нет следа их мук и горя, А их пиров удел - забвенье.{96} Где я читал это?.. Все равно". Непрерывный грохот и шум раздражали Вокульского, а пустота внутри ужасала. Ему хотелось чем-нибудь занять себя. Он вспомнил, что один из заграничных капиталистов спрашивал его мнение относительно бульваров на Висле. Мнение у него уже сложилось: Варшава всей своей массой тяготеет и пододвигается к Висле. Если вдоль берегов разбить бульвары, там возникнет красивейшая часть города: дома, магазины, аллеи... "Надо посмотреть, как бы это выглядело", - подумал Вокульский и свернул на Каровую улицу. По дороге возле арки он увидел босоногого грузчика, опоясанного веревкой, который пил воду прямо из фонтана; он забрызгался с головы до ног, но лицо его сияло удовольствием и глаза весело смеялись. "Вот он и утолил жажду. А я, едва приблизившись к источнику, увидел, что он высох, и жажда моя исчезла. И все же мне завидуют, а об этом бедняке полагается сокрушаться. |
