Чем же мне
заняться теперь? Как жить? Поеду, пожалуй, в Париж на выставку, а потом в
Альпы..."
Тут к нему на цыпочках подошел Жецкий и, наклонясь к его уху,
заговорил:
- А Мрачевский-то как великолепен! А? Этот умеет обходиться с
женщинами.
- Как смазливый, избалованный клиентами парикмахер, - ответил
Вокульский, не отрывая взгляда от книги.
- Он стал таким по вине наших покупательниц, - отвечал старый
приказчик, но, заметив, что мешает хозяину, отошел.
Вокульский снова погрузился в задумчивость. Потом как бы невзначай
взглянул на Мрачевского и впервые обнаружил в физиономии молодого человека
нечто выделяющее его среди прочих.
"Да, - подумал Вокульский, - он непростительно глуп и, видно, поэтому
нравится женщинам".
Он готов был смеяться и над панной Изабеллой, бросавшей томные взгляды
на молодого красавчика, и над собственным обольщением, которое сегодня так
внезапно рассеялось.
Вдруг кто-то произнес имя панны Изабеллы. Вокульский вздрогнул и
заметил, что в магазине нет ни одного покупателя.
- Ну, сударь, сегодня вы не скрывали своих амурных дел, - говорил
Мрачевскому Клейн, грустно усмехаясь.
- Но как она на меня смотрела... просто - ах! - вздохнул Мрачевский,
прижимая одну руку к груди, а другой подкручивая усики. - Не сомневаюсь, -
продолжал он, - что через несколько дней получу от нее надушенную записочку.
А там - первое свидание, потом - "ради вас я попираю правила, в коих
воспитана", ну и: "Скажи, ты не презираешь меня?" Минута перед тем весьма
упоительна, зато минуту спустя вам становится весьма не по себе...
- Полно врать, - перебил Лисецкий. - Знаем мы ваши победы: Матильды да
Эльзы, которых вы прельщаете порцией жаркого и кружкой пива.
- Матильды - это на каждый день, а дамы - по праздникам. Но Иза будет
самым большим праздником. Честное слово, я не встречал еще женщины, которая
бы так чертовски действовала на меня... Ну, да что говорить - и она ко мне
льнет...
Хлопнула дверь, и в магазин вошел пожилой господин с проседью; он
спросил брелок к часам, но кричал и стучал тростью так, словно собирался
скупить все японские вазы.
Вокульский слушал, не шелохнувшись, похвальбу Мрачевского. Он испытывал
такое ощущение, словно на голову и на грудь ему навалилась какая-то тяжесть.
"В конце концов меня это совершенно не касается", - сказал он себе.
После господина с проседью в магазин вошла дама, спросившая зонтик, за
нею - господин средних лет, желавший купить шляпу, затем молодой человек,
которому нужен был портсигар, и, наконец, три барышни, причем одна из них
требовала перчатки Шольца - именно Шольца, потому что других она не носит. |