Он все налгал, но...
- Что значит это "но"? - с тревогой спросила панна Флорентина.
- Не спрашивай... не говори со мной, если не хочешь, чтобы я
расплакалась на улице... И, помолчав, прибавила по-французски:
- Пожалуй, мне не следовало приезжать сюда, но... все равно.
- Я думаю, Белла, - сказала ее спутница, значительно поджимая губы, -
ты должна была бы поговорить с отцом или с теткой.
- Ты хочешь сказать, - перебила ее панна Изабелла, - что я должна
поговорить с предводителем или с бароном? Это всегда успеется: сейчас у меня
еще духу не хватает...
Разговор оборвался. Дамы в молчании вернулись домой; панна Изабелла
весь день была расстроенна.
После ухода панны Изабеллы Вокульский снова принялся за подсчеты и
безошибочно подытожил два длинных столбика цифр. В середине третьего он
остановился, снова удивляясь тому, как спокойно стало у него на душе. Откуда
вдруг это равнодушие после целого года лихорадочного смятения и тоски,
перемежаемой приступами безумия? Если бы какого-нибудь человека неожиданно
перенесли из бального зала в лес или из душной тюрьмы на зеленый широкий
луг, то он испытал бы те же самые ощущения и так же глубоко было бы его
изумление.
"По-видимому, в течение года я страдал неким помрачением рассудка, -
думал Вокульский. - Не было опасности или жертвы, на которую я не пошел бы
ради этой женщины, но стоило мне ее увидеть - и она стала мне безразлична...
А как она разговаривала со мною! Сколько презрения к жалкому купцу. "Заплати
этому господину!" Право, эти светские дамы великолепны! Любой бездельник,
шулер, даже вор, будь только у него благородное имя, - подходящее для них
общество, хоть бы физиономией он смахивал не на родного отца, а на
мамашиного лакея. Но купец - это пария. Да что мне за дело до всего этого!
Пусть себе гниют на здоровье!"
Он подсчитал еще столбик, даже не замечая, что делается в магазине.
"Откуда она знает, - мысленно продолжал он, - что я купил серебро и
сервиз? И как она допытывалась, не переплатил ли я. С удовольствием подарил
бы я им эти фамильные безделушки. В сущности, я должен ей быть благодарен до
гроба, ибо, не влюбись я в нее, не нажить бы мне состояния и вечно бы
корпеть за конторкой. А сейчас - может, и грустно мне будет без этого
томления, отчаяния, надежд... Глупая жизнь! Мечемся по земле в погоне за
призраком, который носим в своем собственном сердце, и, только когда он
оттуда исчезнет, видим, что это было безумием... Ну, никогда я не думал, что
возможно такое чудесное исцеление! Час назад я еще весь был пропитан
отравой, а сейчас так спокоен - и в то же время как-то опустошен, словно
вынули из меня душу и нутро и остались только кожа да платье. Чем же мне
заняться теперь? Как жить? Поеду, пожалуй, в Париж на выставку, а потом в
Альпы. |