- В самом деле? - оживилась она. - Значит, вы ее не любите? В таком
случае, разговор о ней не может быть вам неприятен. Видите ли, я должна либо
примирить вас, либо... пусть уж бедная девушка перестанет мучиться... Вы
предубеждены против нее... И несправедливы к ней... Это нечестно. Порядочный
человек так не делает; нельзя вскружить девушке голову, а потом бросить, как
увядший букет...
- Нечестно? - повторил Вокульский. - Скажите мне на милость, какой же
честности вы ждете от человека, которого всю жизнь кормили страданием и
унижением, унижением и страданием?
- Но наряду с этим бывали у вас и другие минуты.
- О да, несколько приветливых взглядов и ласковых слов, имеющих в моих
глазах тот единственный недостаток, что они оказались... ложью.
- Но теперь она жалеет об этом, и если бы вы вернулись...
- Зачем?
- Чтобы получить ее руку и сердце.
- Предоставив вторую руку знакомым и незнакомым обожателям?.. Нет,
сударыня, хватит с меня этих состязаний, в которых я бывал бит - и
Старскими, и Шастальскими, и черт знает кем еще. Не могу я играть роль
евнуха подле своего идеала и подозревать в каждом мужчине счастливого
соперника или непрошеного кузена...
- Какая низость! - воскликнула Вонсовская. - Значит, из-за одного
проступка, к тому же невинного, вы пренебрегаете некогда любимой женщиной?
- Что касается числа этих проступков, позвольте мне остаться при
собственном мнении; а что касается невинности... Боже ты мой! В каком же я
жалком положении, если даже не имею представления, как далеко простиралась
их невинность!
- Вы полагаете?.. - сухо спросила Вонсовская.
- Ничего я теперь не полагаю, - так же сухо ответил Вокульский. - Я
только знаю, что у меня на глазах под видом приятельских отношений завязался
пошлейший роман, и с меня этого хватит. Можно еще понять жену, обманывающую
своего мужа, - тут, дескать, узы, которыми ее связало супружество. Но когда
свободная женщина обманывает чужого человека... Ха-ха-ха! Это уж, ей-богу,
из любви к искусству. Ведь она имела право предпочесть мне Старского - и
всех их... Так нет же! Ей понадобилось завести в своей свите олуха, который
ее по-настоящему любил, который готов был пожертвовать ради нее всем... И
чтобы вконец надругаться над человеческой природой, она хотела именно меня
превратить в ширму для своих любовных интрижек... Представляете себе, как,
вероятно, потешались надо мною эти люди, которым столь дешево доставалась ее
благосклонность... И понимаете ли вы, что за ад - чуствовать себя смешным и
в то же время несчастным, так ясно видеть свое унижение и сознавать, что оно
незаслуженно?
У Вонсовской дрожали губы; она еле удерживалась от слез.
- Может быть, все это ваша фантазия? - спросила она.
- О нет... Оскорбленное человеческое достоинство - это не фантазия.
- А дальше?
- Что же дальше. |