Упоминание о героине моего тогдашнего романа Наталье Георгиевне Морозовой, совсем добила старуха. Она жила вместе с ней и нянчила ее детей. Это могли знать только мы вдвоем. Теперь она окончательно поверила своим глазам.

    -  Алеша, голубчик, так это и, правда, ты?! - тихо сказала Ульяна и уперлась головой мне в грудь.

    Я обнял ее за трясущиеся плечи, и мы долго стояли, в темной горнице, словно, вернувшись в далекое прошлое.

    -  Вот уж чудо чудное, диво дивное, - немного успокоившись, сказала она. - Не думала, не гадала, что такое может приключиться!

    -  Это еще не все чудо, - сказал я. - Мы с тобой еще встретимся, только не скоро, лет через сто с гаком.

    Она сразу же поверила, только уточнила:

    -  Я что еще столько проживу?

    -  Проживешь. Когда мы с тобой виделись, ну, то есть, увидимся. Ты тогда еще умирать не собиралась. Правда жаловалась, что ноги начали болеть! - сказал я, вспомнив нашу с ней последнюю встречу в 1920 году.

    Ульяна задумалась. Погладила меня ладонью по щеке и сказала:

    -  Знать нас с тобой недаром судьба связала. В девчонках, ты меня спас, теперь я тебя. Кто знает, как еще жизнь повернется. Ты сам-то как?

    -  Спасибо, хорошо. Только никак не могу понять, что с нами случилось. Мы с княжной, до того как потеряли память, совсем в другом месте были. А сегодня я очнулся, и оказалось, что мы здесь и даже из зимы в лето попали. Ты можешь рассказать, что с нами случилось?

    Ульяна вздохнула и, не отвечая на вопрос, ушла за печь. Я ждал, что будет дальше. Она что-то делала вне видимости. Потом я услышал, как звякнуло огниво, и понял, что знахарка хочет зажечь свет. Спешить, в сущности, был некуда и, смиряя нетерпение, я присел на скамью.

    -  Хочешь узнать, что с вами случилось? - спросила она. Заговорила она, прерываясь на то, чтобы раздувать трут. - Привезли вас ко мне добрые люди, сказали, что без памяти на дороге подобрали. А правда ли нет, не мне судить. Попросили за вами присмотреть. Деньги, даже, сулили.

    То, что она рассказывает о мифических добрых людях, оставаясь за печью, мне не понравилось. Показалось, что Ульяна лукавит и, специально прячется, чтобы не смотреть в глаза. Скорее всего, так оно и было. Настаивать и давить на нее я пока не стал, посчитал, что для молчания у старухи могут быть серьезные основания. Терпеливо ждал, что она скажет еще. Однако она опять замолчала, и слышно было, что возится с трутом. Потом, наконец, зажгла свечу и вышла ко мне. Теперь смотреть в глаза она не стеснялась и продолжила рассказ:

    -  Я не хотела вас оставлять, пока тебя не узнала. Тогда и согласилась. Вы тут у меня уже шестой день спите.

    -  А почему мы так странно одеты? Куда девались наши вещи?

    -  Все ваше в сохранности. У меня в сарае в сундуке лежит. Переодела же я вас в крестьянское, чтобы меньше люди любопытничали. И соседям сказала, что вы моя родня.

    -  А оружие, какое со мной было оружие? - стараясь не показывать волнение, задал я едва ли не самый главный для себя вопрос.

    Она ответила как об обыденном:

    -  Пистолей два, кинжал и большое ружье с широким дулом.

    Я понял, что она говорит о французском уланском мушкетоне.

    -  А сабля, сабля есть?

    -  Нет, все, что было назвала. Больше ничего не было.