- Опусти ее! - воскликнул я. - Опусти ее!

     - Но...

     - Черт возьми, мы немедленно сматываемся отсюда! - я чувствовал,  как

меня охватывает паника. - Мы должны убираться отсюда, даже если для  этого

мне придется ползти на четвереньках!

     Но было поздно.

     Джустина странно, с мольбой поглядела на меня... и  тут  ее  вырвало.

Она затряслась, зашаталась и  уже  через  несколько  секунд,  не  в  силах

удержаться на ногах, упала на землю.

     Я лежал и беспомощно на нее глядел. Я ощущал каждую ее  судорогу  как

свою собственную. Как и все остальные, она быстро превращалась из человека

в измученное болью животное. Мысль эта как ножом резанула меня по  сердцу:

я молил бога даровать Джустине быструю и легкую смерть.

     Я подполз к ней и попытался обнять. Но конвульсии  были  так  сильны,

что я не мог ее удержать. Весь  парк  стал  всего  лишь  фоном  этой  моей

трагедии. Краем глаза я видел, как все новые  и  новые  жертвы,  сраженные

страшным недугом, падали на траву, как в панике метались  остальные...  Но

все это ничуть меня не волновало.

     Все не имело никакого  смысла,  кроме  того,  что  Джустина  умирала.

Обычный осенний день, солнце, все так же  безмятежно  глядевшее  с  небес,

подернутых легкой дымкой облаков. Но  мир  внизу  превратился  в  сплошной

кошмар. Тонкая  пелена  человеческой  цивилизации,  человеческой  гордости

рассеялась, словно дым.  И  мы,  все  человечество,  предстали  такими  же

жалкими и несчастными, как обитатели муравейника, отравленного садовником,

о существовании которого муравьи раньше даже и не подозревали. Но  в  этот

момент я был слишком слаб, чтобы глубоко задумываться над  вопросами  типа

"как?" и "почему?". Все не имело никакого смысла, кроме того, что Джустина

умирала.

     Я смотрел на нее, и время тоже стало пустым звуком. Секунды тянулись,

как минуты. Минуты превратились в дни. Сама вечность оставляла свои  следы

гримасами боли, искажавшими лицо Джустины...

     На несколько минут она  пришла  в  сознание  и  даже  сумела  сказать

несколько слов.

     - Уходи... - прошептала  она  и  тут  же  снова  зашлась  в  приступе

неудержимого кашля. - Ну пожалуйста... пожалуйста,  уходи...  милый...  Не

хочу, чтобы ты видел меня такой...

     Бессмысленно. Я не мог бы сдвинуться с места, даже если бы и хотел. У

меня не оставалось сил. Только ужас и горе.

     Она умерла не как девочка. Не тихо и спокойно. Она  умерла  во  время

очередного  приступа  конвульсий.  Ее   тело   внезапно   застыло,   мышцы

расслабились. Она лежала жалкая и неловкая, словно поваленная  причудливая

авангардистская скульптура.

     Я смотрел на ее лицо, вспоминая, как  она  улыбалась,  как  ее  глаза

светились радостью и любовью. То, другое выражение, которое теперь на  нем

застыло, не могло, не должно было принадлежать человеку.

     Я видел слишком много.