С тех пор, как начал рассказ, в первый раз бросаю взгляд на Челси. Она смотрит на меня с состраданием и грустью. Брови нахмурены, уголки губ опущены с сочувствием, которое не воспринимается как жалость.
− А она ведь такая миниатюрная, Челси. Даже в детстве я понимал, что она намного меньше него. — Облизываю губы, чтобы суметь произнести следующие слова. — Он столкнул ее с лестницы. Помню, я подумал, что на этот раз он не остановится. Он уже говорил маме, что однажды убьет ее. Что, когда это произойдет, просто зароет ее где — нибудь, где никто и никогда не найдет. Сказал, никто не будет по ней скучать… − Глаза жжет от воспоминаний, горло сжимается. — Только я.
Смаргиваю слезы и откашливаюсь.
− Так что я пошел к его кровати. Под ней был ящик, и тупой осел хранил там заряженное ружье. Я вернулся в гостиную и направил ружье на него. Оно не было тяжелым, руки совсем не дрожали. Но когда я взвел курок, звук показался таким громким. Отец тут же остановился, замер. Все понял. Он медленно повернулся, и я нацелил ружье ему прямо в грудь. Сказал убираться, оставить нас… иначе пристрелю. И я бы пристрелил.
Внезапно понимаю, что уже какое-то время Челси гладит меня по груди и животу успокаивающими круговыми движениями. Благодаря этому нахожу силы закончить.
− Видимо, правду говорят про трусов. Они выбирают своей целью только слабых, кто не может дать отпор. Потому что он ушел и больше не возвращался.
Секунду слышится только наше общее дыхание. Потом Челси с восхищением говорит:
− Поэтому ты занимаешься тем, чем занимаешься.
− О чем ты?
− Ты защитник. Защищаешь людей. Как защитил свою маму… и Рори. Ты дал им шанс начать все сначала.
Зажмуриваюсь.
− Большинство видят это несколько в ином свете, Челси.
Теплая рука прижимается к моей щеке.
− Я вижу это именно так.
Не хочу, чтобы выражение на ее лице когда — либо менялось. Нежное, полное обожания, будто я герой романа. Боже, чертовски хочется быть эгоистом. Хочется прижаться к ней, содрать одежду и уничтожить хоть малейший шанс, что когда-нибудь она посмотрит на меня иначе.
Хочу удержать ее.
Но уродливая правда всегда выходит наружу. Челси заслуживает услышать ее от меня.
− Сегодня я защищал мужчину. Такого же, как мой отец.
Нежное поглаживание замедляется. Останавливается.
− Его жена… прожила с ним тридцать лет, терпела все его дерьмо и наконец набралась храбрости уйти. Послать его ко всем чертям. — Тяжело сглатываю. — А я лишил ее этого. Он бьет ее, я это знаю, и из-за меня он и дальше будет ее бить. — Смотрю Челси в глаза в надежде найти в них ответ, как жить дальше. — Он чудовище, а я защищал его. Кто я теперь такой?
Ее сердце бьется быстрее, как дрожащая птичка, которая вдруг поняла, что попала в клетку. Она всматривается мне в лицо… подбирает слова.
Тихим, доверительным голосом пытается успокоить:
− Джейк, иногда в жизни приходится принимать трудные решения…
Беру ее за плечи и притягиваю к себе.
− В том же и проблема! Если бы я был хорошим человеком, не было бы этого трудного выбора. Иногда… иногда все так правильно, что должно быть легко.
Что-то внутри меня трескается и ломается под тяжестью всего того, что я хочу. Я хочу ее, эту бесстрашную, удивительную женщину. |