Благодаря тебе все… все становится лучше.
Несколько секунд Челси смотрит на меня не отрываясь. Затем ставит биту в угол и протягивает руку.
− Говори потише, хорошо? Не разбуди детей.
Это было бы ужасно. Изображаю, как замыкаю рот невидимым ключом.
Но когда она хочет повести меня за собой, хватаю ее за руку и с такой силой тяну, что Челси в меня аж врезается. Потому что мне надо кое — что ей сказать.
− Челси… я не имел в виду то, что сказал. На самом деле я на твоей стороне.
Нежно улыбаясь, всматривается мне в лицо. Проводит рукой по моим волосам.
− Знаю.
Нам удается добраться до ее спальни никем не замеченными. Она закрывает дверь, я плюхаюсь на кровать и дергаю галстук. Челси приходит на помощь и снимает его с меня через голову. Затем принимается за рубашку и брюки и раздевает до трусов и футболки.
Смотрю на нее из — под отекших век, наслаждаясь блуждающей по ее лицу укоризненной улыбкой и тем, как грациозно она двигается.
− Ты такая красивая, − не могу сдержать восхищения.
Сидя на полу и перекидывая мои носки через плечо, поднимает глаза.
− Ты и сам ничего. — Кивает на кровать. — Давай, залезай.
Подчиняюсь приказу, и Челси ложится рядом. Опустившись на подушку, закидываю руку за голову. Челси придвигается ко мне и прижимается щекой к сердцу.
− Что с тобой, Джейк?
Где-то глубоко внутри лежит правда. Она свернулась в тугой черный клубок под тяжелыми слоями разочарования. Страха. И стыда. Но правда хочет, чтобы ее увидели, как раненое животное открывает уязвимый живот, когда понимает, что потерпело поражение. Просто чтобы ускорить то, что будет дальше.
− Я плохой человек.
Шепотом высказанное признание эхом отдается в тишине комнаты. Челси приподнимает голову. Чувствую, как ее подбородок упирается мне в ребра.
− Ты один из самых лучших людей, которых я когда — либо встречала. Во всех смыслах. — В голосе слышится недоверие, игривость, будто думает, что я ее дразню.
Не спорю. Она сама скоро все поймет. «Правда освободит тебя». Смех да и только. Если правда уродлива, становишься ее пленником, а когда она выплывает наружу, в клочья разносит весь твой мир.
− Я когда-нибудь рассказывал тебе об отце?
− Ты сказал, что он бросил вас, когда тебе было восемь.
Фыркаю.
− Ага, свалил, и слава богу. — Качаю головой, погружаясь в черный омут воспоминаний, которые лучше бы забыть навсегда. — Он был больным ублюдком, даже в хорошие дни. Но когда выпьет, становился на самом деле опасным. Мама… обычно мама сидела так тихо, что я не отрывал глаз от ее груди — хотел убедиться, что она все еще дышит. Казалось, будто она пытается слиться с обоями, лишь бы у него не возникло причины… Но таким, как мой папаша, не нужны причины. Они выдумывают свои.
Мой голос звучит бесстрастно и будто издалека.
− В последний раз это случилось из-за того, что она чихнула. — Эта картина до сих пор у меня перед глазами. Как он перевернул поднос, забрызгав своим ужином телевизор и стены, как картофельное пюре стекало по обоям, оставляя за собой жирный след. Как он схватил маму. — Можешь поверить? Она, черт побери, всего лишь чихнула.
С тех пор, как начал рассказ, в первый раз бросаю взгляд на Челси. Она смотрит на меня с состраданием и грустью. |