− Но…

− Твоей вины здесь нет, парень.

Икает.

− Не позволяй им… нас… забрать.

Мой голос звучит твердо и уверенно:

− Я верну тебя домой. Верну вас всех.

Он заглядывает мне в глаза, ищет там правду.

− Когда?

Про себя кляну время дня, расписание суда и многие другие обстоятельства, влияющие на ответ.

− В понедельник. Я верну вас домой в понедельник. — Откидываю ему назад волосы и вытираю залитое слезами лицо. — Помнишь, что я говорил вам с братом о мужчине и его слове?

Кивает:

− У мужчины есть только его слово. Мужчина говорит то, что имеет в виду, и делает то, что говорит.

Криво улыбаюсь.

− Верно. Даю тебе слово, Рори. Я верну вас всех домой в понедельник.

Бросаю взгляд на Челси и стоящих рядом детей. Все внимательно смотрят и слушают. Вновь смотрю на Рори.

− А до тех пор будь молодцом. Ты должен быть сильным, хорошо? Заботьтесь друг о друге. Не ругайтесь. Помогайте друг другу.

Через пару секунд Рори сжимает зубы. Кивнув, вытирает щеки тыльной стороной ладони. Он готов.

Сажаем детей в микроавтобус. Перед этим Челси целует и обнимает каждого, с трудом их отпуская. Покрасневшее личико Розалин залито горючими слезами.

− Я хочу остаться здесь.

− Знаю, детка. — Провожу костяшками пальцев по ее щеке, вытирая слезы и пристегивая ремень безопасности. — Это ненадолго. Время пролетит быстро, − обманываю ее.

У Риган дрожат губки, хотя не уверен, что она понимает, что происходит.

− Нет…

Не могу выдавить ни одного слова в ответ. Способен только поцеловать ее в лобик.

Отходим в сторону, когда Джанет захлопывает дверь. Громкий звук отдается эхом, будто поворот ключа в замке тюремной камеры. Джанет садится за руль.

Челси машет рукой и продолжает говорить, даже когда дети уже больше ее не слышат:

− Я люблю вас! Ведите себя хорошо, мы скоро увидимся. Все будет хорошо. Не волнуйтесь. Я об… − голос пресекается. — Обещаю, все будет хорошо.

Она все еще машет, когда микроавтобус трогается и вслед за полицейской машиной проезжает по извилистой дороге, через ворота и исчезает из вида.

И тут же лицо Челси кривится. Из горла вырываются хриплые всхлипывания, она закрывает лицо ладонями. Кладу руки ей на плечи, чтобы знала — я здесь, рядом.

Челси кричит. Жуткий, пронзительный вой, который не забуду до самой смерти. Такая острая, невообразимая боль, когда невозможно даже думать. Лишь бесконечный поток отчаянных рыданий.

У нее подгибаются колени, и я ее подхватываю.

Сжав мою рубашку в кулаках, прячет лицо на груди, мгновенно пропитав слезами. Ее плечи дрожат от безутешных рыданий.

− Они были так напуганы, Джейк. О боже, они были так напуганы.

Ужасно. Каждое слово жалит как удар плети, рассекая плоть, превращая внутренности в кровавое месиво. Сразу отношу ее в спальню. Везде в доме следы детей — игрушки, улыбающиеся с фотографий на стенах лица, — а в спальне их присутствие не так сильно. Сажусь на кровать, сжимая Челси в объятиях. Глажу по волосам, целую в лоб, нашептываю бессмысленные ободряющие слова.

Челси долго и громко плачет.