— Я убью тебя!

— Я этого не делала!

— Вернись!

— Это не я!

Даже двухлетняя кроха выглядит обеспокоенной.

Грохот слетает по лестнице и врывается в столовую вместе с двумя верещащими детьми, которые принимаются нарезать круги вокруг острова, как герои «Голодных игр» по арене.

— Ведь говорила тебе не приближаться к моей комнате! — кричит высокая девочка. Хищница с кудрявыми каштановыми волосами, готовая к броску.

— Это не я! — пищит вторая, пониже ростом, и, раскинув руки, ищет укрытие.

«Господи боже, что за дурдом?»

Челси вклинивается между детьми и, схватив за руки, растаскивает в разные стороны.

— Прекратите!

Теперь девочки кричат, обращаясь к ней, и каждая гнет свою линию, пытаясь заглушить другую. Я абсолютно не могу разобрать, что они вопят — гомон больше похож на «шипение, бла — бла — бла, она, шипение, визг». Но тетушка, похоже, говорит с ними на одном языке.

— Я сказала, довольно! — поднимает руки, и наступает блаженная тишина.

Впечатляет. Даже федеральные судьи не могут добиться такого уважения в зале суда.

— Давайте по очереди. — Челси поворачивается к высокой девочке. — Райли, ты первая.

Палец Райли рассекает воздух как сабля.

— Она заходила в мою комнату, хотя я миллион раз говорила не делать этого! Она рылась в моей косметике и испортила мою любимую помаду!

Голова Челси поворачивается к младшей, которая, прекратив орать как бешеная, теперь напоминает мне Ширли Темпл. Только в образе блондинки.

— Розалин.

Мы с Одним Словом с нетерпением смотрим, ожидая опровержения обвинения… но все оправдание — «я этого не делала».

Что, по моему профессиональному мнению, было бы неплохой защитой… если бы ее рот и подбородок не были густо измазаны толстым слоем ярко-розовой помады, как у внебрачной дочери Рональда Мак-Дональда.

— Ты такая… — кричит Райли.

Но Челси прерывает ее, подняв руку.

— Ай-ай-ай!

Подхватывает младшую скандалистку, Розалин, под мышки и усаживает на столешницу.

— А я тебе почти поверила, — говорит Челси, вытянув две влажные салфетки из пачки рядом с раковиной, вытирает девочке подбородок и показывает розовые пятна: — Только вот доказательства у тебя по всему лицу.

Великие умы мыслят одинаково.

Малышка смотрит на салфетку округлившимися голубыми глазами. Потом, как и любой подсудимый, пойманный с поличным, делает единственно возможное — отдает себя на милость суда.

— Прости меня, Райли.

Райли непоколебима.

— Это не вернет мне мою помаду, маленькая негодяйка!

— Я ничего не могла с собой поделать! — умоляет Розалин.

Непроизвольно киваю. Так держать, малышка, дави на невменяемость. Это единственное, что остается.

— Эта помада, она звала меня…

Голоса. Голоса — это хорошо. Все на них покупаются.

Розалин запускает пальцы в свои светлые кудряшки, путая и теребя, отчего волосенки встают дыбом.

— Она сводила меня с ума, такая розовая и красивая… Я просто должна была дотронуться до нее!

Челси закрывает глаза и делает глубокие вдохи, отчего на ее груди так чудесно натягивается блузка.