Через десять минут я была на берегу моря. Небо казалось бескрайним, бесконечным и пустым, когда я ехала на велосипеде по заброшенной прибрежной дороге. Я последний человек во Вселенной. Мир вокруг превратился в трехмерную проекцию высокого разрешения, больше и ярче, чем я когда-либо видела. Или все дело во мне? Побывав в последнем временнóм тоннеле, я, словно яркое солнце, прогоняю туман?

Пристегивая велосипед у школы, я удивилась количеству учеников: может, занятия уже начались?

Класс миз Эдеванми оказался не заперт и пуст. Странно и даже тревожно было находиться в школе в неурочное время: стулья, на которых я обычно сидела, и белые доски, с которых списывала материал, вдруг показались музейными экспонатами — смотри, но руками не трогай.

Доска так и стояла исписанная уравнениями с прошлой четверти — явно программа выпускного класса. Все равно к началу занятий доску вымоют, поэтому я взяла фломастер и добавила уравнение, которое значилось моим почерком на имейте Томаса. Я до сих пор не разобралась, что оно означает.

— Ого!

Я так и подскочила. В дверях стояла миз Эдеванми, глядя не на доску, а на меня.

— Ты сменила прическу?

— Э-э, да. — Я неловко потыкала в свой маллет. — Вы тоже.

Учительница поставила на парту большую коробку и отбросила назад тонкие косички.

— Мне нравится, — сказала она. — Ты как Крисси Хайнд.

— А вы переезжаете?

— Готовлюсь к новой четверти. — Она начала выкладывать новые фломастеры для доски, стопки бумаги, запаянные в пластик картонные папки и здоровенный пакет леденцов, который протянула мне: — Бери с колой, прежде чем все закончатся.

Я взяла у нее пакет и не глядя выудила леденец, ожидая, когда миз Эдеванми закончит раскладываться, чтобы засыпать ее вопросами.

— Присядь, ума палата, — кивнула она на парту. — Подвинься. Я уделю тебе внимание через секунду.

Я присела на край парты, глядя на доску. Неужели я умная? Я понимаю все числа, на которые гляжу, но точно так же Соф с лету умеет растолковать картину эпохи Ренессанса, Нед — прочитать ноты, а Томас — превратить рецепт в пирог.

Это лето было делом рук Вселенной, а не моих: тоннели во времени могли привязаться к любому, я просто умею их вычислять математически. И все равно, уравнения на доске неимоверно сложны. Может, они начнут мне поддаваться, когда я пойду в университет и узнаю все способы описания мироустройства.

— Ну что, миз Оппенгеймер, — физичка присела на парту рядом со мной с леденцом во рту, словно с сигаретой. — Вы пришли немного рано, занятия начинаются в следующем месяце.

— Мне нужно с вами поговорить, — сказала я. — Я принесла тест и хотела кое-что спросить по теории — в одной книге из вашего списка не хватает страницы…

— О, кстати, ты мне напомнила, — учительница не глядя взяла у меня тест и положила на парту, копаясь в сумке. — Вот, хотела обрушить на тебя первого сентября в обмен на твое эссе, но так и быть, держи сейчас.

Я взяла у нее стопку буклетов: Оксфорд, Кембридж, Империал в Лондоне, есть и подальше — Эдинбургский, Даремский, а вот об этих я вообще не слышала — МТИ[?] и Мюнхенский университет Людвига-Максимилиана. Я погладила глянцевые обложки, пытаясь представить, какой я буду через год.

Миз Эдеванми постучала по стопке длинным ногтем с нарисованной молнией:

— Я получила твои теоретические выкладки. Стало быть, принцип Готти Г. Оппенгеймер?

Я не сразу вспомнила имейлы, отправленные из «Книжного амбара».

— Хорошая работа. Немного уходишь в научную фантастику, но все равно. Придай эссе какую-нибудь удобочитаемую форму, и мир станет твоей устрицей.

— Может, мой вопрос покажется вам глупым, но…

— О, ты поступишь, куда захочешь, Готти.