— Где ваш сосед? — строго спросила Изольда Германовна.

Шубин пожал плечами, дескать, я спал, ничего не видел, ничего не знаю.

— А который час, вам тоже неизвестно? — Элеонора Аркадьевна язвительно посмотрела на Артёма.

— Не знаю, наверное, часов одиннадцать, — соврал Артём.

— Вы считаете, одиннадцать? Так вот, я вам скажу — половина первого. Где ваш сосед Ларин Пётр?

— Ну откуда же я знаю? Из комнаты не выхожу, ваше приказание, Людмила Афанасьевна, выполняю.

Директриса махнула головой. Выражение её лица стало угрожающим. Но она сдержала свой гнев. Проверяющие шли по коридору, громко цокая каблуками. Глаза у всех троих сверкали, брови были насуплены.

— Ну, что будем делать? — с издёвкой произнесла Изольда Германовна, глядя на директрису школы. — Я ведь тебя предупреждала, что этот Ларин не подарок. Куда они могли уйти?

Людмила Афанасьевна не стала отвечать на колкость, отпущенную в её адрес. Элеонора Аркадьевна пожала толстыми плечами, её огромный рот скривился. Изольда стояла у окна и смотрела в щель на чёрное ночное небо. Директриса закурила, выпустила колечко дыма. Курила она крайне редко, лишь в минуты сильнейшего волнения.

— Я думаю, они пошли туда, — сказала она, глядя в потолок. — Они глу— пые беспомощные дети. Думают, что сильнее меня, — затем поправила: — Сильнее нас. Как же они ошибаются!

— А как они попали туда? — задала резонный вопрос Изольда Германовна, её глаза мерцали под длинными ресницами.

— Если тебе это так важно, разберись, — директриса сделала затяжку и выпустила струю дыма в потолок.

Элеонора сняла свои солнцезащитные очки. Её глазки, которые она прятала под очками от яркого света, были совсем маленькими, как у свиньи.

— Я могу послать вдогонку молнии. Мне нужны лишь их вещи или фотографии.

— А если ты их сожжёшь, уничтожишь, искалечишь?

— А тебе что, их жалко? — вопросом на вопрос ответила Элеонора.

— Да, жалко. Этот Ларин — уникум, я таких не встречала, хотя детей через мои руки прошло великое множество. Так что делать будем, подруги? — Изольда Германовна жадно вдыхала ледяной воздух. — Тумановой можно было бы и пожертвовать, — вдруг сказала директриса.

— Шутишь, что ли? Забыла, кто у неё родители? — напомнила Изольда Германовна.

— Да ладно! Элеонора, займись. Напугай, только осторожно. Смотри, чтобы они живы остались.

— Давай фотографии.

Людмила Афанасьевна сняла с полки чёрную папку, в которой были личные дела всех учеников школы. Элеонора взяла два личных дела и удалилась.

— Я тебя предупреждала, ты меня не послушала. Вот теперь и пожинай плоды, — злобствовала Изольда.

— Ты не права. Я смогу его перевоспитать. Он же ещё ребенок, психика у него слабая. Поупирается немного, а затем будет в моих руках как воск. Зато за ним все пойдут.

— С трудом верится. Пойду, пожалуй, жарко у тебя здесь, дышать нечем, я вся в испарине, — Изольда Германовна покинула кабинет.

На дне колодца среди изувеченных, изрубленных призраков, безруких, безногих и безголовых, как ни искал Ларин, никого не нашел.

Туманова не могла долго находиться без деятельности. Так уж она была устроена. Ей захотелось оглядеться. Сидя на месте, где её оставил Ларин, многого не увидишь.

Девочка встала, закинула рюкзак на плечи и принялась бродить по пустынному подземелью. Она входила в какие-то двери, в коридоры, шла по ступенькам, по тоннелям.

— Эй, эй, Соня! — услышала девочка искажённый эхом голос и вздрогнула, прижалась к стене.