Вокруг Петра, покачиваясь, плавали обломки выкрашенных в голубой цвет досок, но все они были слишком малы, чтобы выдержать его вес. О том, чтобы сделать из них что-то вроде плота, нечего было и думать; Пётр попытался хотя бы собрать их в охапку, но проклятые щепки ускользали от него, как живые, расплываясь в разные стороны, всё дальше друг от друга.
Наконец он бросил это бесполезное занятие, перевернулся на спину и лёг, широко раскинув руки и ноги. Солёная океанская вода держала отлично, Пётр лежал на ней, как на диване, и думал о том, что будет с ним дальше.
В общем-то, думать было нечего. Он выпал за борт посреди безбрежного океана, по которому можно было неделями плыть на самом быстроходном корабле, не встретив ни единого клочка суши. К тому же капитан Раймонд нарочно проложил курс «Каракатицы» таким образом, чтобы он проходил как можно дальше от Островов. Пётр был один в открытом море, и рассчитывать ему приходилось только на себя.
Поначалу он надеялся, что на «Каракатице» заметят его отсутствие и, конечно же, поспешат вернуться за ним, Лариным Петром, чьё появление было предсказано его дядей, Большим Иллом. Они просто не могли, не имели права оставить его здесь! Ведь он был ключевой фигурой событий, которые только-только начались, событий, которые могли изменить всю жизнь на Островах. Кроме того, Пётр был гостем капитана Раймонда, а капитан никогда не упускал случая поговорить о законах морского гостеприимства. И ещё он, Пётр, как ни крути, являлся подростком, мальчишкой, о котором взрослые обязаны хоть как-то заботиться. Они могут не покупать ему конфет и не гладить по головке, — ещё чего! — но они не имеют права бросать его одного в открытом океане.
Короче говоря, капитан Раймонд должен был немедля бросить всё, развернуть «Каракатицу» и вернуться, чтобы подобрать своего драгоценного пассажира. Он бы, наверное, так и поступил, если бы не морские пиявки. Пётр вспомнил абордажные крючья, крепко впившиеся в борт «Каракатицы», и банду свирепых бородатых коротышек, вооружённых ржавыми кривыми саблями и короткими острыми дротиками. А у команды «Каракатицы» были только багры, парочка топоров да кортик капитана Раймонда… Пожалуй, капитану сейчас было не до спасательных операций; пожалуй, «Каракатица» была обречена и могла уцелеть только чудом. Конечно, на Островах всё возможно, на то они и Острова, но, честно говоря, Пётр не видел способа, который помог бы капитану Раймонду и его команде избежать неминуемой гибели.
Словом, ждать возвращения «Каракатицы» не стоило. У Петра защипало глаза и защекотало в носу, но он вспомнил про обещание, данное им самому себе на Острове Скелета, и не стал плакать. Капитан Раймонд и его команда были его друзьями, и их гибель стала для Петра огромным потрясением, но он решил, что успеет оплакать их позднее — тогда, когда у него будет на это время. К тому же Пётр знал от своего дяди, капитана спецназа: если друзья погибли случайно, их действительно стоит оплакивать; но если их убили на войне, за них полагается мстить.
Однако прежде чем мстить, ему следовало добраться хоть до какой-нибудь суши. Например, вернуться на остров Ремонтный. Петра не очень-то тянуло обратно, но Ремонтный был единственным островом, местоположение которого он знал хотя бы приблизительно. Кроме того, к причалу Ремонтного часто приставали корабли, в том числе, наверное, и бесстрашные китобои, которые, судя по рассказам капитана Раймонда, в своё время не боялись вступить в открытый бой с морской гвардией. Пётр вздохнул, вспомнив о бортовом журнале «Каракатицы». Эта огромная книга наверняка содержала множество сведений о дяде Илларионе. Пару раз капитан намекал, что все копии древней рукописи, содержавшей пророчество Большого Илла, были сделаны именно с бортового журнала «Каракатицы». Да и могло ли быть иначе? Ведь капитан сражался бок о бок с дядей Петра, а по вечерам, скрипя пером, старательно заносил в свой журнал все события минувшего дня. |