Он снова вздохнул. Наверное, деревенский староста в чём-то был прав, говоря, что Петру не нужно искать эту рукопись. Он должен был действовать, и действовать быстро, иначе никакие рукописи ему вскорости не понадобятся.

Пётр перевернулся на живот и посмотрел вниз. Вода была прозрачная, и он отлично видел сквозь неё собственные руки и ноги. Кроме рук и ног, он не увидел ничего — только бездонную океанскую синь, над которой он парил, как птица в небе. Его пробрала зябкая дрожь, когда он окончательно понял, что теперь между ним и бездной нет даже зыбкой палубы утлого деревянного судёнышка. Где-то там, в холодных глубинах, шныряли в поисках добычи гигантские белые акулы. Да и кроме акул, в океане, должно быть, обитала масса жутких чудовищ — может быть, не таких больших, но не менее кровожадных и отвратительных. Петра охватило желание немедленно плыть изо всех сил куда глаза глядят, вопя при этом во всё горло, но он взял себя в руки.

Добраться до Ремонтного вплавь нечего было и думать. Рассчитывать на встречу со случайным кораблём тоже не приходилось, разве что морские пиявки, возвращаясь из набега, нечаянно наткнутся на него. Но, пожалуй, лучше было утонуть, чем попасть в плен к озлобленным и жестоким гномам, лишившимся собственного острова и оставшимся не только без крыши над головой, но и без земли под ногами. Всё равно утопят, только, наверное, ещё и помучают перед тем, как бросить за борт…

Петру нужен был собственный корабль. Без корабля ему не выжить — хоть сейчас вытягивай руки по швам и отправляйся прямиком на дно. Корабля у него не было, но зато имелось кое-что другое, а именно Волшебный Свисток и сбитая с «Каракатицы» мачта, которой Пётр не видел, но которая наверняка всё ещё плавала где-то неподалёку. Свисток высвистел бы это крепкое сосновое бревно, заставил его приблизиться, а дальше Пётр с его помощью надеялся направить мачту в сторону Ремонтного. Конечно, она поплывёт далеко не так быстро, как «Каракатица», но всё-таки поплывёт. На ней можно будет сидеть верхом и даже лежать на распластанных в воде парусах из акульей шкуры, не боясь утонуть во сне. Питаться можно будет сырой рыбой, которая в здешних краях настолько глупа, что ловится не на крючок с наживкой, а на нескладные самодельные стишки… Словом, перспективы были хоть и не особенно радужные, но всё-таки не такие непроглядно чёрные, какими казались всего минуту назад.

Пётр засунул руку в карман. В кармане было пусто, хотя ему и казалось, что Свисток юркнул именно сюда. Пётр проверил второй карман, поискал в нагрудном карманчике рубашки, но тщетно — Свисток как сквозь землю провалился.

«Нет, — подумал Пётр, заново обшаривая карманы, в которых по-прежнему ничего не было, кроме солёной морской воды, — он не провалился сквозь землю. Он выпал из кармана, пока я отдыхал лёжа на спине, и утонул, потому что медные свистки не умеют плавать, даже если они волшебные».

Вот теперь ему стало по-настоящему одиноко и страшно. Он был совершенно один в безбрежном чужом океане, в чужом мире, дорогу из которого так и не сумел найти. Даже своего единственного верного друга, вместе с ним прошедшего сквозь волшебные зеркальные Ворота, он ухитрился потерять. Потерять? Да нет, не потерять, а погубить по собственной небрежности! Он ведь даже не вспомнил о Свистке, когда лежал на спине раскинув руки и ждал возвращения «Каракатицы», которая никогда не вернётся.

Он представил себе Свисток — крохотную медную улитку, которая сейчас, наверное, ползала в кромешной темноте, на огромной глубине, по покрытому толстым слоем ила океанскому дну, отыскивая путь на поверхность.