- Да, да! Все лучше, чем жить так, как мы живем! - еще горячее
повторила девочка. - Если у тебя есть горе, поделись им со мной. Если ты
болен, я буду твоей сиделкой, буду ухаживать за тобой, - ведь ты теряешь
силы с каждым днем! Если ты лишился всего, будем бедствовать вместе, но
только позволь, позволь мне быть возле тебя. Видеть, как ты изменился, и не
знать причины! Мое сердце не выдержит этого, и я умру! Дедушка, милый! Уйдем
отсюда, уйдем завтра же, оставим этот печальный дом и будем жить подаянием.
Старик закрыл лицо руками и уронил голову на подушку.
- Просить милостыню не страшно, - говорила девочка, обнимая его. - Я
знаю, твердо знаю, что нам не придется голодать. Мы будем бродить по лесам и
полям, где нам захочется, спать под открытым небом. Перестанем думать о
деньгах, обо всем, что навевает на тебя грустные мысли. Будем отдыхать по
ночам, а днем идти навстречу ветру и солнцу и вместе благодарить бога! Нога
наша не ступит больше в мрачные комнаты и печальные дома! Когда ты устанешь,
мы облюбуем какое-нибудь местечко, самое лучшее из всех, и я оставлю тебя
там, а сама пойду просить милостыню для нас обоих.
Ее голос перешел в рыдания, головка склонилась к плечу деда... и
плакала она не одна.
Слова эти не предназначались для посторонних ушей, и посторонним глазам
не следовало бы заглядывать сюда. Но посторонние глаза и посторонние уши
жадно вбирали все, что здесь делалось и говорилось, и обладателем их был не
кто иной, как мистер Дэниел Квилп, который прошмыгнул в комнату незамеченным
в ту минуту, когда девочка подошла к деду, и, движимый несомненно присущей
ему деликатностью, не стал вмешиваться в их разговор, а остановился поодаль,
по привычке осклабившись. Однако стоять было несколько утомительно для
джентльмена, только что совершившего длинную прогулку, и карлик, который
везде чувствовал себя как дома, углядел поблизости стул, вспрыгнул на него с
необычайной ловкостью, уселся на спинку, ноги поставил на сиденье и теперь
мог смотреть и слушать с удобством, в то же время утоляя свою страсть ко
всяческим нелепым проделкам и кривлянью. Он небрежно положил ногу на ногу,
подпер подбородок ладонью, склонил голову к плечу и скорчил довольную
гримасу. И в этой-то позе старик, случайно посмотрев в ту сторону, и увидел
его, к своему безграничному удивлению.
Девочка ахнула, пораженная столь приятным зрелищем. В первую минуту они
с дедом не нашли, что сказать от неожиданности, и, не веря своим глазам, с
опаской смотрели на карлика. Нисколько не обескураженный таким приемом,
Дэниел Квилп не двинулся с места и лишь снисходительно кивнул им. Наконец
старик обратился к нему и спросил, как он попал сюда.
- Вошел в дверь, - ответил Квилп, ткнув пальцем через плечо. - Я не так
мал, чтобы проникать сквозь замочные скважины, о чем весьма сожалею. Мне
надо поговорить с вами, любезнейший, по секрету и наедине, без свидетелей.
До свидания, маленькая Нелли!
Нелл посмотрела на старика, он отпустил ее кивком головы и поцеловал в
щеку. |