– Нет. Тот же выключатель приводит в действие маленький заряд, который разрушит переднюю ось. Никто не сможет убрать грузовик меньше чем за пять минут. Еще одно: не пытайтесь открывать задние дверцы кузова, они заминированы. Если полицейские взломают замок, машина тотчас взорвется.

Армстронг снова принялся кивать.

– Хорошо, я понял, – сказал он.

Тен Эйк похлопал его по плечу и произнес по‑мужски сердечно, так, как и следовало говорить с человеком вроде Джека Армстронга:

– Молодчина. Мы на вас полагаемся.

Я отошел в сторонку, пересек столовую, где Злотт и миссис Бодкин по‑прежнему дулись в карты, и отправился на кухню в поисках уединения и сладкого пирожка.

Я стоял, прислонившись к сушильной доске, и пережевывал сладкий пирожок пополам с только что полученными сведениями, когда из подпола вылез Сунь. Он подмигнул мне с видом заговорщика, но я не понял, зачем. Сунь молча потопал в гостиную, а я еще минуту или две ломал голову, пытаясь разобраться, что могло означать это его подмигивание, но потом услышал, как кто‑то заводит мотор грузовика. Я выглянул из окна кухни. Грузовик выехал из сарая и быстро покатил прочь. За рулем сидел Армстронг. Мне показалось, что с таким грузом в кузове не следовало бы столь резво нестись по ухабам. А впрочем, в моем заднем кармане лежала взрывоопасная кредитная карточка, так что не мне его осуждать.

Было уже девять часов. Дом превратился в сонное царство. Так бывает в любом штабе, когда все планы уже составлены, жребий брошен и конечный итог зависит от милости богов. Я тоже в меру своего лицедейского дарования прикинулся сонным, решил, что никто за мной не наблюдает, слизал с пальцев сироп и поплелся к лестнице.

Теперь мне казалось, что я знаю вполне достаточно и могу со спокойной душой утопить свой четвертак. Пусть я пока не выяснил, зачем и по чьему наущению Тайрон Тен Эйк хочет взорвать здание ООН, но зато мне известно, когда и как он намерен это сделать. Проезд ФДР – это скоростная магистраль, виадук, который тянется с севера на юг вдоль восточного берега острова Манхэттен и который иногда называют (подозреваю, что республиканцы) Ист‑Сайдским проездом. Он проложен выше уровня земли, но тем не менее проходит под зданием ООН. Если там бабахнет целый грузовик взрывчатки, может разрушиться фундамент, и здание, образно выражаясь, получит подсечку и с позором рухнет в Ист‑Ривер, причем именно тогда, когда, по словам Тен Эйка, народу в нем будет больше, чем обычно.

Но вот почему здание ООН должно быть набито битком во вторник днем? Я не знал, что еще собрался взорвать Тен Эйк, мне было известно лишь о забракованном им плане подложить бомбу в Сенат США. Однако что бы он там ни задумал, это должно было произойти до вторника, а значит, у нас уже почти не остается времени. Я не отваживался ждать дольше, теша себя надеждой раскрыть второй замысел Тен Эйка. Сейчас было самое время звать на помощь федиков.

Поэтому я с непринужденным видом поднялся по лестнице, вошел в ванную, наполовину наполнил водой стакан для чистки зубов и отнес его в свою спальню.

Хорошо, но куда его теперь девать? Нельзя же просто водрузить стакан на туалетный столик, бросить в него двадцать пять центов и оставить на виду. Если кто‑нибудь войдет ко мне, такое зрелище может показаться странным. Я огляделся, открыл дверцу шкафа и решил, что лучше всего спрятать стакан на полке, за стопкой «федор» с белыми полями. Вытащив четвертак, все такой же новенький и блестящий, я бросил его в воду и спрятал стакан на полку, от глаз подальше. Потом закрыл дверцу, повернулся, и тут распахнулась дверь, ведущая в коридор. За порогом стоял Сунь. Он юркнул в комнату и закрыл дверь.

Вид у меня, наверное, был как у ребенка, прячущего в тайник заветную пачку сигарет, но Сунь слишком волновался и ничего не заметил.

– Идемте, – пылко зашептал он. – Пора убираться отсюда.