Первый пир собирают зимой, когда день перестает уменьшаться. Потом весной - на счастье засеянным полям. И наконец, осенью, когда собран урожай и выловлена треска… Это жертвенные пиры. Плохо тому хозяину, которого бедность вынуждает ими пренебречь! Бог Фрейр, дарующий приплод, может обойти милостью его двор. А удача - оставить.

    В Торсфиорде ни разу еще не забывали об этих пирах. Вот только соседей в гости здесь не приглашали. Рунольв пировал у себя в Терехове, Виглафссоны - в Сэхейме.

    ***

    К старшим братьям приезжал еще Эрлинг, и Хельги принимал его ласково, ведь не дело ссориться в праздник.

    Раньше в Сэхейм заглядывал иногда херсир по имени Гудмунд Счастливый, старый друг Виглафа Хравна. Тот, что жил на острове в прибрежных шхерах, в трех днях пути к югу. Однако теперь его паруса с синими поперечинами появлялись в Торсфиорде все реже. Шесть зим назад Гудмунд херсир потерял единственного сына Торгейра и с тех пор сделался угрюм…

    А приезжал ли кто к Рунольву - того Виглафссоны не знали и не хотели знать.

    Когда подошло время осеннего пира, Видгу по обыкновению послали за Приемышем. Видга посадил Скегги в свою лодку и спихнул суденышко в воду. Хельги сказал ему:

    -  Только пускай Эрлинг в этот раз не привозит с собой Рунольва!

    Накануне праздника Хельги подарил Звениславке золоченые пряжки: скреплять на плечах сарафан, который здешние женщины носили составленным из двух несшитых половинок. Звениславка не торопилась заводить себе чужеземные одежды - однако застежки понравились. Каждая была почти в ладонь величиной, и между ними тянулась тонкая цепь. Другие цепочки свешивались с самих пряжек.

    Можно привесить к ним игольничек, обереги, маленькие ножны с ножом…

    С обеих фибул смотрели усатые мужские лица. Грозные лица… Хмурились сдвинутые брови, развевались схваченные бурей волосы, сурово глядели глаза.

    Одно выглядело помоложе, другое постарше. Пряжки как бы говорили: смотри всякий, что за человек подарил нас подруге. Он такой же, как мы. Обидишь ее - не спасешь головы!

    Хельги был вполне ровней этим двоим. Хотя, правда, ни бороды, ни усов не носил.

    -  Нравится? - спросил он Звениславку. - Носить станешь?

    Она ответила:

    -  Спасибо, Виглавич…

    Он опустился на лавку и велел ей сесть рядом. И посоветовал:

    -  Носи так, чтобы смотрели один на другого. Это Хегни и Хедин, древние конунги. Хедин полюбил дочку Хегни и увез ее от отца. Хегин погнался за ним и настиг, и девчонка не помогла им помириться. Тогда они повели своих людей в битву и полегли все до единого. Но девчонка была колдуньей и ночью оживила убитых. И я слышал, будто они по сей день рубятся друг с другом где-то на острове, а по ночам воскресают из мертвых!

    Мимо них из дому и в дом сновали рабыни и жены. Ставился хлеб, бродило пиво, готовилось мясо.

    Хельги сказал:

    -  Я знаю, как выглядят твои пряжки, потому что это я велел старому Иллуги их сделать, и я видел их готовыми.

    Он взял ее руку и положил на свое колено. Стал перебирать пальцы.

    -  Вот только тогда я думал, что они будут подарком моей невесте. И не тебе я собирался их подарить. Да и ты, как я думаю, не от меня хотела бы их получить. Расскажи про жениха!

    Звениславка опустила голову, в груди поселилась тяжесть: ох ты, безжалостный!

    -  Что же тебе про него рассказать?

    -  Ты называла его имя, но я позабыл.