Проблемы были, но, вообще-то, Сергей на свою фирму не жаловался. Продажи шли своим чередом, заказов хватало. Осенью, конечно, чуть хуже, чем летом, спады были, но серьезных перебоев не случалось совсем, тьфу-тьфу. Работяги, слава богу, тоже особой головной боли ему не доставляли. Кого надо — подлечил и от алкоголизма, и от наркозависимости. Да и вообще, дерево — материал мирный. Мягкое, теплое, словно живое, оно если и не делает человека добрее, то смягчению ожесточившегося сердца способствует наверняка. А если еще учесть, что он держал собственного психолога и арендовал несколько коек в известной загородной клинике, где стопроцентно выбивали тягу к наркотикам и алкоголю, то станет понятно, почему Сергей мог искренне гордиться тем, что у него становились на ноги даже самые издерганные вояки.

Может, потому, что ребята у него трудились серьезные, не какая-нибудь алкашня, а бывшие солдаты, прошедшие Чечню и даже Косово, криминальная братва к нему давно уже не совалась. Очень докучали московские чиновники разных уровней, милиция да налоговики, но тут уж он находил способ крутиться, хотя порой хотелось послать все к чертовой матери. Но как ни хотелось, не мог он бросить своих работяг, особенно тех, кто попал к нему сравнительно недавно.

Точно так же не мог он сейчас оставить без призора тело погибшего где-то Коли Трубача, старого боевого товарища и верного друга. Сразу после памятного разговора с капитаном МЧС он обзвонил всю свою бывшую команду: Артиста, Муху, Дока. Горе, конечно, для всех было ужасное. Они уже один раз хоронили Колю, а теперь вот снова. Только сейчас почему-то было еще больнее, чем в первый раз.

Они, не откладывая дело в долгий ящик, собрались все вместе, чтобы наметить план действий. Не смог прибыть на встречу только Док, но это ничего не значит когда будет надо, когда они соберутся ехать, он бросит все дела, чего бы ему это ни стоило. Так уже бывало не раз, проверено.

Все, как Сергей ожидал, пришли к единодушному выводу: надо срочно выбраться в Глазов, чтобы там, на месте, понять, что к чему. Рассудили так: судя по всему, помочь они Трубачу уже не смогут, но вот успеть еще сделать что-то для него — это в их силах и дело их чести и совести.

Но что можно сделать, если человек уже ушел в мир иной? Чем ты ему поможешь? Тут главное — трезво смотреть на вещи. Ведь, если разобраться, мы заботимся о покойных не столько для них самих — им ведь совсем немного надо, — сколько для самих себя, верно? В этом и наша память об ушедших, и наша любовь и благодарность за то, что они были, и наше собственное стремление чувствовать себя людьми...

Так что вопрос был решен без споров и рассуждений. Не сегодня-завтра они сядут в его, Сергея Пастухова, «ниссан-патрол» и рванут в Глазов. Ну конечно, раз город чуть ли не на осадном положении, заявятся они туда не в лоб, не наобум Лазаря, а сообразно с тамошней обстановкой. Не зря же они армейский спецназ, не зря же у них опыт разведки в самой что ни на есть боевой обстановке. Быть такого не может, чтобы они не добились своего, даже если там, на месте, все оцеплено военным охранением.

Разговор про армейское оцепление возник вовсе не случайно. Начал его, выслушав сообщение командира, Муха. Черт его знает, рассуждал он, ведь ни по телику, ни в газетах никаких сообщений о чем-то чрезвычайном в Глазове не появлялось. Но с какой, спрашивается, стати там МЧС? С какой стати секретится причина смерти Трубача? Что там у них — эпидемия? Или выброс радиоактивных веществ, как в Чернобыле? Остается только гадать. Но готовиться надо к самому крутому повороту событий...

Сегодня вечером Сергею вспомнились все эти их разговоры, пока он возился с замками, самолично запирая свой цех — после нескольких наездов он не доверял это дело никому. Тут хозяйский глаз вернее всего, особенно если приходится проделывать это уже после смены, поздно вечером.

И хотя мыслями он был не здесь, пасущихся неподалеку братков он заметил сразу — они явно поджидали его.