– А вот кто такой ты? И что ты вообще здесь делаешь?
Харамис обвела глазами комнату. Как это она оказалась здесь наедине с этим бестолковым мальчишкой?
– И кто это сменил в моей комнате занавески? А где все остальные? Где Узун?
– Узун в башне, – поспешно заговорил мальчик. – Он явился мне во сне прошлой ночью и сказал, что ему известно о вашей болезни. Он велел передать вам, что позаботится о принцессе Майкайле и станет ее обучать, так же как это делали бы вы сами, до тех пор, пока вы не будете в состоянии вернуться.
– Кто такая Майкайла? И ты кто такой?
– Майкайла – это… м‑м‑м… ваша дальняя родственница. Вы обучали ее магии, пока не заболели. А я – лорд Файолон Барский.
– Ах так, значит, ты имеешь отношение к моей помолвке? – спросила Харамис. – Ты сюда приехал вместе с ним?
– С принцем Фиомакаем? – Мальчишка, видно, все еще чувствовал себя неловко. – Мы с ним тоже дальние родственники, но, к сожалению, сейчас его здесь нет.
– Так когда он появится? Нам уже скоро справлять помолвку.
– Не знаю, – сказал Файолон, – но мне не следует оставаться здесь и утомлять вас разговорами; я должен был только пересказать вам все, что велел сообщить господин Узун. Почему бы вам не постараться отдохнуть, госпожа… то есть я хочу сказать, принцесса. Я сейчас скажу экономке, что вы уже проснулись.
– Имму наверняка будет изо всех сил стараться напичкать меня своими несносными лекарствами. – Харамис сделала гримасу. – Давно я заболела? И вообще, что со мной?
Мальчик ушел, ничего не ответив, кажется, он только и ждал момента, чтобы выскользнуть из этой комнаты.
Харамис вздохнула. Что‑то слишком уж странное тут творится. Однако она устала. Очень, очень устала – чересчур, чтобы о чем‑то беспокоиться. И Харамис вновь погрузилась в сон. Такая сонливость очень ее удивила бы, если бы у нее еще оставались силы на то, чтобы удивляться.
Майкайла мучилась над тарелкой с завтраком, притащив ее с собой в кабинет, чтобы быть поближе к Узуну. Чувствовала она себя еще довольно вялой, но что ж тут удивительного: такие события, как вчера и нынешней ночью, утомили бы кого угодно. Жуткая боль, вызванная разрывом связи с Файолоном, правда, тут же прошла, как только связь восстановилась, но тело еще не вполне оправилось от всех этих передряг.
Спрятанный под платьем на груди шарик начал вдруг делаться все теплее и теплее, и в тот же момент раздался голос Узуна:
– Что это там за шум?
Майкайла выудила шарик из‑за выреза платья. Он трясся как заводной и издавал, несмотря на свои крошечные размеры, почти что колокольный звон.
– Видно, Файолон старается меня вызвать, – объяснила она. – Эти маленькие шарики мы нашли однажды в развалинах, исследуя Черную Топь. Каждый из них размером примерно с ноготь моего большого пальца, – добавила Майкайла, вспомнив, что Узун ничего не видит. – Что‑что, а уж глаза‑то Харамис, по крайней мере, должна была тебе дать, – в очередной раз посокрушалась она, чувствуя горькую обиду за Узуна. Арфа ответила молчанием. – Те два, что мы с Файолоном взяли, – со вздохом продолжила она свои длинные описания, – как раз парны друг другу. Это, видно, какое‑то приспособление, которым Исчезнувшие пользовались, чтобы общаться на расстоянии. Хотя мне кажется, что мы с Файолоном разговариваем через гораздо большее пространство, чем то, для которого эти шарики предназначены.
Шарик затрясся еще сильнее, раскачиваясь взад‑вперед на ленточке, хотя Майкайла совершенно не двигала его.
– Лучше я погляжу, чего от меня хочет Файолон; похоже, он сильно расстроен. |