– Потому‑то я и взяла с собой эти шарики, – сказала Майкайла. – Мы можем связаться с Файолоном и узнать, как там у нее дела.

– Очень хорошо, – вздохнул оддлинг. – Впрочем, в любом случае я вряд ли смог бы тебе помешать.

– Ты говоришь так, будто я собираюсь заниматься черной магией! Да что, в конце концов, Харамис имеет против Файолона? – Об этом Майкайла думала уже давно, с тех самых пор, как поняла, что волшебница его недолюбливает.

– Он мужского пола.

– Ну и что?

«Вряд ли это убедительное объяснение, – думала Майкайла. – А ведь у Харамис должна быть по‑настоящему серьезная причина, чтобы не любить его, хотя я до сих пор понять не могу, в чем она состоит. Он все время вел себя куда корректнее меня, был всегда вежлив и почтителен с нею. Куда уж мне до него!»

– Я серьезно, Майкайла, – ответила арфа. – Думаю, что других причин нет. Дело в том, что единственный человек мужского пола, занимавшийся магией, которого Харамис видела в своей жизни, – это Орогастус. А общаясь с ним, трудно составить приятное впечатление о мужчинах‑магах.

– Но это же было почти два столетия тому назад! – возразила Майкайла. – Прошло невообразимо много времени, да и глупо относиться с подобным предубеждением ко всем представителям мужского пола только из‑за того, что один из них оказался негодяем!

– Харамис не склонна часто менять свое мнение, – мягко ответил Узун.

– Если бы ты не был так вежлив, тебе надлежало бы назвать ее упрямой как ослица. – Она вздохнула. – Посмотрим, не сообщит ли нам Файолон что‑нибудь новое.

На этот раз связаться с Файолоном оказалось несколько труднее, чем обычно, поскольку Майкайле пришлось при этом разбудить его. Наконец сонное лицо мальчика появилось на ее шарике.

– Чего тебе? – пробормотал тот.

– Доброе утро! – отозвалась Майкайла. – Начнем с того, что Узун хочет узнать, как дела у Харамис.

– Надежды докторов, похоже, окрепли, – сказал Файолон, – но все‑таки, когда я заходят к ней вчера очень ненадолго, она назвала меня лаборнокским шпионом. Кажется, она снова переживает тот момент своей жизни, когда началось вторжение. Постоянно спрашивает, где Узун, почему он не здесь, не рядом с ней. То есть совершенно очевидно, она не помнит о том, что обратила его в арфу.

– О, как бы мне хотелось быть рядом с ней! – с жаром проговорил оддлинг. – Не кажется ли вам, что если меня как следует упаковать…

– Нет, боюсь, что это невозможно, – ответила Майкайла. – Ни в один из мешков, которыми она пользуется для переправки в долины ниссомов, ты не влезешь. К тому же у тебя такие формы, что привязать тебя на спину ламмергейеров почти невозможно. Да и сама Харамис была бы крайне расстроена, если бы ты при этом получил хоть малейшее повреждение, не говоря уже о том, что в данный момент для нее стало бы просто шоком неожиданно осознать, что ты теперь арфа.

– Пожалуй, ты права, – вздохнул Узун.

– Так, значит, Файолон, – продолжала она с надеждой, – Харамис не помнит ни тебя, ни меня и. пожалуй, некоторое время еще не вспомнит, так?

– Похоже, что так.

– Хорошо, – с удовлетворением сказала Майкайла. – Кто‑нибудь другой вряд ли станет тебя разыскивать, если ты предупредишь, что отправляешься в экспедицию.

– А в какую это экспедицию я отправляюсь? – осторожно спросил Файолон.

– Тебе она очень понравится, – пообещала Маикайла.