Мужчина на возвышении окончил речь, и продолжились песнопения. На этот раз, хотя все собрание, включая недавнего оратора, распевало те же самые слова, что и прежде, другой стоящий на возвышении человек, а также, судя по голосам, несколько женщин запели нечто иное. Музыкальные фразы составляли контрапункт к первым, а текст звучал на каком‑то неизвестном девочке языке. Майкайла огляделась и не заметила в зале ни единой представительницы женского пола, кроме себя самой. Но ведь часть возвышения впереди скрыта занавесом; наверное, за ними‑то и спрятаны певицы. Все действо производило впечатление чего‑то необычайного и мистического. «Пожалуй, – подумала Майкайла, – это даже наводит на мысль о привидениях».

Молитвенный распев вновь захватил девочку целиком. Вскоре ей уже казалось, что он всегда был неотделим от нее и продолжаться будет вечно; вряд ли ей удалось бы теперь вспомнить хотя бы короткий миг жизни, проведенный вне этой комнаты, вне этого пения, этой монотонной молитвы, вместе со всеми присутствующими. Она не заметила, как уснула.

– Так‑так! Что же это такое у нас появилось? Дар Богини?

Майкайла села, протерла глаза и перевела их на стоящего над ней юношу. Далеко не сразу ей удалось понять, где она находится, вспомнить храм Мерет и наконец догадаться, что уснула на той самой скамье, на которой сидела во время молитвы. Стоящий рядом парень, примерно на три‑четыре гола старше ее, небрежно держал в руке веник. «Видно, заклинание, делавшее меня незаметной, перестало работать, когда я уснула, – сообразила Майкайла. – Вот он меня и нашел, когда добрался до этого угла».

– Ищешь тепленькое местечко, чтобы переночевать? – спросил парень, нахально обшаривая Майкайлу плотоядными глазами. – Могу составить компанию на ночь, красотка. Держу пари, мы славно поладим.

Он отбросил веник на скамью, подался вперед, прижал Майкайлу к стене и поцеловал. Сперва она была так ошарашена, что не смогла даже пошевелиться, но когда этот тип попытался просунуть язык между ее губами, Майкайлу охватила неистовая ярость. Сжав правую руку и кулак, она изо всех сил двинула ему под дых. Парень опустил руки и согнулся пополам, отчаянным усилием пытаясь вздохнуть.

– Да как ты смеешь! – воскликнула она, оттолкнув этого наглеца и перебегая в середину комнаты, дабы ее снова не загнали в угол. – Ты что, умом тронулся? Чтобы со мной так обращались – да это же просто неслыханно!

– Эй, девчонка! – фыркнул парень, когда смог наконец нормально вздохнуть, и снова двинулся к ней, хотя уже и с некоторой опаской. – Скажи же наконец, во имя червей болотных, какая муха тебя укусила? Ведешь себя как царственнородная девственница!

– А я и есть царственнородная девственница! – таким же тоном ответила Майкайла.

– Ну да, разумеется, – издевательски произнес он, – а я тогда Супруг Богини Мерет!

– Вот как? – перебил вдруг невозмутимо спокойный голос со стороны возвышения в передней части комнаты. – Это довольно необычно, мне‑то всегда казалось, будто я сам занимаю сей пост.

Майкайла тут же узнала того самого мужчину, который руководил ритуалом. На нем по‑прежнему была длинная черная накидка, но золотая маска уже не прикрывала лица.

Лицо Майкайле понравилось. Обрамленное довольно густыми седыми волосами, оно имело правильные черты и теперь озарилось легкой веселой насмешкой.

– Так в чем дело, Тимон?

– Она, – Тимон с насмешливым презрением указал на Майкайлу, – утверждает, будто является царственнородной девственницей.

Супруг Богини отнесся к этим словам вполне серьезно. Лицо его выразило задумчивость.