– Кто?

– Ох! – Машка за спиной пытается до меня достучаться, но не получается. Чувствую, как напарница кулаками по мерзлой спине колотит, со всей силой колотит, а повернуться к ней и попросить, чтобы не волновалась напарница, не могу. Шея тоже в ледяном ошейнике.

– Это они все… – слова, словно комки снежные, в горло протискиваются со скрежетом пломбирным. – Они, эти… Охотнички. За тобой стоят, на тебя, безобразного, глядят. – Чувствую, как потеплело в шее да и в груди подтаяло слегка. – Ждут, когда ты, образина безликая, души невинные погубишь.

Безголовый положением туловища передает, как велико его внимание.

– Давай, убивай нас, …, – Машка колотить не перестает, оттого все слова главные не слышатся. – Порадуй агрессора виртуального. Сначала они кровавый след из трупов обезглавленных в городе оставили, потом на нас все стрелки перевели. Понимаешь меня, … непропорциональная. Машка, не стучи, я ж с человеком разговариваю.

Безголовый на черном коне разворачивается в сторону Охотников. Те, чувствуется, сильно волнуются.

– Они, лейтенант?

Если в званиях разбирается, значит, не совсем совесть потеряна. Значит, есть еще надежда человека спасти, под статью не подвести.

– Гадом последним буду! – Это меня Машка научила гадом последним клясться. – С той стороны приходят и трупы штабелями кладут. Разберись, а? А капитан Угробов за это грамоту выпишет. С гербом и печатями.

Грамота Безголового и добивает. От такой радости ни один нормальный человек не отказывается. Хоть с головой, хоть без нее.

– Здесь жди, лейтенант, – прошептало в ухе. Может, и не в самом ухе, а где поглубже, но впечатление такое было, что Безголовый рядышком стоит. – Я еще вернусь.

Поднимается на дыбы черный конь. Грохочут, вороний крик заглушая, на узде железные бляхи. Плащ черный на ветру ледяном развевается даже лучше, чем знамя наше.

– А зачем возвращаться? – совершенно некстати высовывается Машка.

– Я всегда возвращаюсь, – коротко и доступно объясняет Безголовый, пришпоривает черными шпорами бока черного коня и бросается на отряды Охотников.

Должен признать – я ничего не вижу. Вытягиваю шею в надежде полюбоваться массовым истреблением виртуальных завоевателей, но это усилие оказывается напрасным. Проходит миг, и перед холмом, над которым продолжает гордо реять порванная штора, олицетворяющая свободу и независимость нашего района, все кончено. Даже неинтересно. Несколько тысяч Охотников лежат на снегу, повергнутые, как бы сказать, чтобы товарища на лошадке не обидеть, могучей десницей безголового богатыря.

Рисованные тела до самого горизонта. Точнее, до самого края городской свалки. Между сугробами лениво прохаживаются гниющие трупы из партии исчезнувших мертвяков и добивают тех, кто нечаянно избежал гибели от почетного гражданина нашего города товарища Безголового. А сам он, в черных одеяниях, в черном плаще, на черной лошадке, но все так же без головы, стоит посредине всего этого безобразия и равнодушно очищает свою саблю о разорванную шинель товарища генерала.

– Сильно! – Капитан Угробов наконец раскуривает сигарету и высасывает ее за один заход.

– Помню, в гражданскую подобный случай имел место… – заводится генерал, расстроенный потерей шинели. На генерала все шикают, и старик обиженно замолкает.

– Ну и кто он после этого? – Баобабова одна задает нужный вопрос.