– Хренотень, – выдавливает Садовник, запрокидывая голову, и, кажется, я впервые в жизни вижу его бледное лицо. Очертания проступают слабыми черточками, трещинками, припухлостями и синяком, который оставила старуха смотрительница.

– Это же!.. – Машка продолжает неприлично указывать пальцем, но никто не одергивает ее, никто не поправляет. Все в полнейшем шоке, в полной, как говорит Садовник, хренотени.

В боку деревянного самолета открывается наспех сколоченная дверь, и на нас смотрит улыбающийся пацан, гениальный отпрыск погибшего Монокля. Он что‑то кричит, приветливо помахивая рукой. Отстраняется внутрь салона, и вдруг из овальных дверей один за другим вываливаются какие‑то фигуры. И сразу же в небе вспыхивают купола. Десятки куполов, сотни…

Баобабова говорит: “Ах, мои шер!” – и падает в объятия Угробова. Капитан говорит: “Какая гадость!” – и вовремя отходит, убирая руки. Машка говорит: “Чистыми хотите остаться?” – группируется и благополучно приземляется на четвереньки. Сознание, естественно, не теряет.

– Вооруженные наши силы, – гордо объявляет Садовник.

– Черта с два, – отвечаю я и забываю закрыть рот.

С неба падают безголовые трупы.

Приземляются, отстегивают парашюты и выстраиваются ровной шеренгой вокруг нас. Налетевший ледяной ветер тут же уносит белые купола в неизвестность. Над свалкой виснет характерный для нее запах. Гнилой запах разлагающихся тел.

– Это сон? – Машка предусмотрительно прячется за моей спиной. Тоже мне нашла место. Вон у капитана какая спина. Шла бы лучше к нему.

– Если и сон, то в нашу пользу. Здесь все мерт‑вяки, которые из моргов исчезли. Значит, наши. Целый легион безголовый.

– Маловато для легиона, – замечает генерал. Ему, кадровому военному, виднее.

– Все мы – люди, в чем‑то безголовые. Жизнь нас учит‑учит, а мы все сами себе ямы роем. Думаю, не стоит их сильно бояться. Хуже, чем есть, не будет.

Наверное, я прав. Трупы стоят спиной к нам, отсутствующими головами к застывшим Охотникам. Если рассуждать здраво, без дураков, то мертвяки прибыли к нам на помощь. Пацан Монокля тому подтверждение. Вот только насколько эффективна такая подмога? Оружия нет, да и много ли навоюешь без головы?

– Кто пойдет выяснять отношения? Предлагаю лейтенанта Пономарева. Без голосования. – Генерал слегка дрожит. Холодно генералу без шинели и папахи.

– Я не пойду, – делаю шаг назад, но там напарница с предательски поднятой для голосования рукой. – Они меня слушать не станут. Да и нечем им слушать. Не пойду.

– Приказ есть приказ. – У капитана тоже челюсть подрагивает. Такое впечатление, что он боится трупов больше, чем нарисованных Охотников.

Садовник молчит. Он в растерянности. Даже такой человек, как он, не мог предположить, что к нам мертвяки с неба спустятся.

Мне не страшно. Чего мертвых бояться? Если уж пацан с самолета не струсил, то чего я, старший лейтенант, должен трястись? Но идти – все равно

не пойду.

– “Против” нет? – на всякий случай спрашиваю оставшихся живых.

“Против” нет, есть одна воздержавшаяся старушка, но и та не голосовала по причине занятости рук. Ладошки прилипли к древку знамени.

Но идти никуда не приходится. Охотники, рассмотрев, кто перед ними топчется, тупо бросаются в атаку.

– Рассаживайтесь скорей! – командует генерал, первым опускаясь на снег. – Сейчас такое начнется, никогда в жизни больше не увидите.

Не успеваем.

Налетает на городскую свалку жутко ледяной ветер. Затуманивается горизонт белым, гаснет от налетевших облаков солнце.