– Давайте… помогу. – Сеня подставил ладонь свободной руки под второй угол металлической платформы и не сдержал короткий стон.

Руку, будто молнией, пронзила острая боль. Парень сжал зубы, скрутился от внутреннего приказа – терпеть без единого звука, нельзя подвести товарищей, выдать их своим криком. Он представил, как улыбнется Зоя, и ему стало чуточку легче, словно горящую боль омыло прохладной водой.

Десять шагов и – остановка в ожидании нового крика кукушки. Еще десять – следующая остановка. Тяжелая конструкция давила всем весом на израненные ноющие руки, в горле першило от сухости, ноги подкашивались, скользили по влажной траве и мху. И все-таки они несли свое детище, бережно и терпеливо. Это не просто кусок металла – это надежда на спасение тысяч людей.

На подходе к лагерю их встретил Игорь. Парнишка молча кинулся к тяжкой ноше и подставил под нее руки. Трудолюбивыми муравьями они дотащили клин до лагеря, где его окружили остальные члены отряда. Все рассматривали тяжелый предмет с радостным изумлением – буквально за ночь три человека создали сложный механизм из металла. Создали почти без инструментов, практически голыми руками.

Скептик Сорока протянул:

– И эта небольшая штука остановит целый поезд? Вы уверены?

Лещенко хмыкнул:

– И не один! Во сколько приступаем?

Василич заторопился с дальнейшей организацией:

– Пассажирский поезд отходит от станции в обратном направлении к городу в четверть восьмого. То есть грузовой состав должен пойти примерно через полчаса, чтобы разминуться с пассажирским. За час до начала мы с Сорокой выдвигаемся на разведку. По условному знаку остальные переносят жгуты, пропитанные керосином, и клин к насыпи. Игорь – в карауле. Устанавливаем клин на рельсы, раскладываем горючку. Кому-то придется остаться наверху, рядом с клином. Как только появится состав, поджигаем веревки, они горят около трех минут. После работы забираем клин и уходим в укрытие.

Канунников возразил:

– Клин тяжелый, больше тридцати кило. Быстро с ним не уйти. Если немцы окажут сопротивление? Состав ведь должны охранять. Если выживет хоть один автоматчик, то он уложит нас всех одной очередью.

Сорока тут же поддакнул:

– Опасная операция. Может быть, обойдемся без поджога? Два человека установят все заранее и уйдут с полотна в лес.

Василич нахмурился:

– Никто не должен выжить. Придется… добивать. Оружие у нас есть.

Сашка снова не согласился:

– Клин нельзя бросать, он нам еще понадобится. Давайте заранее отправим двух человек, пускай выкопают тайник рядом с железкой. Оставим там клин на время.

Особист заметался, бросая взгляды на изуродованные руки инженеров:

– Это опасно. Средь бела дня копать яму под носом у немцев. А если патруль? Операция провалится!

Василич посуровел лицом и вдруг резко отрезал:

– Отказываешься выполнять задание? Тогда убирайся из отряда!

Сорока в ужасе схватился за лопату:

– Я не отказываюсь! Я просто хотел как лучше, у нас же все равны. Сделаю все, дайте вот только этого, – он ткнул пальцем в молчащего Франтишека, – помощником. Товарищ Баум, переведите ему приказ.

Якоб перевел поляку, что от него требуется, тот с готовностью потряс головой, подхватил большой рукой вторую лопату, как игрушку. Вопросительно уставился на командира:

– Товарыш… товарыш…

Канунников перехватил довольный взгляд старика, тот успел за пару дней обучить добродушного великана нескольким русским словам, чтобы наладить контакт с остальными членами отряда.