«Огонь добрался до ящиков», – понял лейтенант, и в этот момент что-то резко ударило его по затылку, отчего Канунников нырнул в черную темноту.

Очнулся Сашка от тишины, визг и грохот затихли, перед глазами было темно. Он дернулся и понял, что придавлен частью обшивки из нескольких досок, которую вырвало из вагона ударной волной. Руки по-прежнему прижимали к груди тяжелый клин. Лейтенант перевернулся на спину, сбросил с себя деревянный щит. Внизу до сих пор трещало пламя, но оно уже поутихло, опало почти до земли, развалилось на отдельные костровища с черными змейками дыма.

Канунников не слышал этого треска, в голове гудело, заглушая все звуки вокруг. С трудом удалось ему подняться на ноги, двумя руками он вцепился в тяжеленный клин и потащил его вниз по насыпи. Ноги совсем не слушались, он несколько раз упал, споткнувшись о закопченные камни, спина пульсировала болью от многочисленных порезов. Канунников из последних сил пробрался через посеченные осколками заросли к яме.

С глухим стуком железяка ухнула в приготовленный тайник. Он опустился рядом без сил, руками и ногами принялся забрасывать яму ветками и мхом. Когда яма наполнилась, сверху лег лапник – тайник захлопнулся.

Закончив дело, Канунников уже хотел было уходить, как вдруг услышал стон, который пробивался сквозь треск огня. Сашка сразу узнал этот голос – низкий и басовитый, будто духовая труба, – Франтишек. На дрожащих ногах лейтенант начал пробираться вдоль деревьев, высматривая, откуда слышится этот стон. Наконец в конце огненной линии, рядом с обугленными досками, он заметил лежащего человека. Сашка бросился к раненому, схватил его за плечо:

– Франтишек, это я! Вставай! Надо уходить отсюда! Сейчас придут немцы!

Великан приоткрыл глаза и слабо улыбнулся:

– Товарищ…

Он шевельнулся, ухватился за Сашку и приложил его руку к гладкому металлическому предмету, который прикрыл собой. Радиостанция! Канунников попытался сдвинуть поляка, но только сделал хуже. У Франтишека из многочисленных ран по всему телу пошла кровь. Он снова приоткрыл глаза и простонал:

– Саша, нье, нье, ишть. – Рука взмахнула в сторону леса. – Фашисти.

– Нет, я… – Канунников крутил головой, дергал за перемазанный сажей рукав, хотя сам уже понимал – конец.

Он не сможет дотащить крупное тело поляка до леса, добродушный великан не выживет – слишком серьезны его раны. В нем застряли многочисленные осколки, которые не извлечь в лесном лагере. Раненому нужна настоящая медицинская помощь – хирург, операция, перевязки. Поэтому Франтишек и отталкивал его руку, и шептал на своем языке, умоляя оставить его и уходить.

От безысходности у Сашки выступили слезы.

Вдруг со стороны станции на высоте насыпи раздались крики на немецком: услышав взрывы и заметив столбы пламени над тем местом, где должен был идти состав, фашисты выслали несколько патрулей на дрезине.

И лейтенант разжал руку, отпуская холодные пальцы умирающего:

– Я… я…

Нужные слова никак не находились. Канунников схватил рацию двумя руками и метнулся к зарослям. Внутри все смешалось – боль утраты, злость на фашистов, напряжение. Радости после удавшейся операции он не чувствовал, сил ни на что уже не осталось. В голове все звенело, крутилось мутным клубком, а тело двигалось медленно, будто под водой.

Он дошел до тайника с клином, разрыл ветки и рухнул в узкое пространство рядом с металлической платформой. Последнее усилие – колючие ветки, куски мха посыпались сверху, закрыли человека в неудобной крохотной норе.