Что сказать? Что тут вообще сказать-то можно?

— Береги себя, Ульгерда, — прошептала я, связь прерывая.

И осталась сидеть, понуро глядя в потемневшее серебряное блюдце. Сил не было. Ни на что уже не было. Домовой и чаю подлил, взамен пролитого, и пол вытер, и даже ягоды попытался подсунуть, да не до еды мне. Ни до чего уже. Если ведьмы в глухую оборону ушли — значит и мне придется. Чащу звать, лес изолировать, меры предпринимать. А еще как-то в глаза Ярине посмотреть, ведь придется, придется, как ни крути, правду ей сказать. Не потяну я Гиблый яр, не сумею, тут бы свой сберечь, и то не ведаю как.

И вдруг яблочко наливное, само к блюдцу подскочило, да закрутилось-завертелось быстрехонько, я и сделать ничего не успела, как на меня взглянули глаза синие.

И архимаг спросил с усталой усмешкой:

— А так ты меня не боишься, Веся?

Я застыла. Домовой, что собирался в печку юркнуть застыл тоже. А опосля опомнился, подошел осторожненько, да и отобрал у меня чашку с чаем горячим, видать, чтобы не разлила, на себя-то.

— Здравствуй, Тимохий, — произнес маг, кивнув домовому. — Как она?

Домовой мой, затылок почесал, плечами пожал да и ответил:

— А не жрет ничего, на глазах тает как снег. Отлежаться бы ей, да кто ж слушает. Леший ей не указ, я не указ, Лесная сила явилась, на эту под сосной стонущую поглядела, да и убралась восвояси, даже слова не сказала. А так все хорошо, благодарствуем за заботу.

— Пошел вон! — как-то не слишком вежливо, высказала я.

Глянув на меня, домовой скорбно добавил:

— А еще вот, совсем с нервами не порядок.

Вздохнул и вот после этого театрально нас покинул! И даже дверь за собой прикрыл. А та и не скрипнула. После охранябушки здесь уже вообще почти ничего не скрипит, ну да не суть. Тот, кто смотрел на меня сейчас по ту сторону серебряного блюдце охранябушкой не был, он был архимагом, и даже не королевским — императорским. И рука сама потянулась, забрать яблочко наливное, и прервать связь, да только…

— Не нужно, пожалуйста, — вдруг попросил, именно попросил, архимаг.

Ладонь бессильно упала на стол, пальцы смяли ткань скатерти, нервы… ох, и прав домовой, с нервами точно не порядок у меня.

— У меня много вопросов, — после недолгого молчания произнес Агнехран, — но задам максимально актуальный — что произошло вчера ночью в Гнилом яре?

Я вздохнула, посмотрела в окно — там лежала Ярина, Леся бегала, отпаивала ее водой ключевой, леший состояние контролировал. Сейчас чаю выпью, и пойду… отдавать ей силы, которых у самой нет.

— Там появилась хозяйка Соснового яра, прежняя ведунья моего лешего, — слова, давались мне с трудом, словно не речь говорю — мешки тяжелые ворочаю. — И живой она не была, но наполненной силы — да. Лешего я выдернула, успела, сама не ведаю как — но успела. А что потом было, о том говорить… тяжело мне.

Сглотнула ком в горле, сдержала слезы, и отрешенно сообщила:

— Была бойня.

И больше вымолвить ничего не сумела. Больно. Лес-то он вылечит, да и время лечит все, но сейчас, именно сейчас — так больно.

— И что делать собираешься? — вопросил маг.

Глянула на него раздраженно, да безрадостно. Он вроде вежливо спрашивал, участливо, с почтением… а только все больше на допрос смахивает!

— Жить, — ответила, глядя на бывшего раба… в котором теперь раба не заподозрил бы никто — слишком властный взгляд, слишком уверенная осанка, — сражаться, бороться, не сдаваться.