Но хватило моего воодушевления ненадолго — я ж не только ведунья, я и ведьма ещё. А от того больше увидела, чем хотелось бы — над этой нежитью висела чёрной тучей несправедливость, да мрачным туманом — предательство. И замерла я, в ведунью вглядываясь, а у самой дыхание перехватило, слёзы глаза жгли.

И то едва не стоило мне жизни — протянула руку костистую ведунья, да сжала воздух у горла моего так, что не продохнуть уж вовсе не от жалости было. Да тут в дело аспид вмешался — обхватил рукой за талию, к себе рывком прижимая, да ударил пламенем, чистым потоком, прямо в октагон… а пламя-то я перехватила.

На какой-то миг показалось — время остановилось.

Но затем прошептал аспид заклинание, вспыхнули контуры октагона, изолируя нас от ведуний и ведуний от нас, а меня Аедан резко к себе развернул, да и прорычал, глазами змеиными синими сверкая:

— Ты что творишь, ведьма?

Я бы ответила, может, но хватило меня лишь на тихое:

— Ключевое слово «ведьма».

И отпустил меня аспид, только глядел неодобрительно… Так неодобрительно, что казалось его воля — выпорол бы в назидание. Но тут я хозяйка, в этом лесу мне никто не указ.

Медленно я к самой грани октагона подошла — за силовым барьером бесновалась-бесилась нежить поганая… это вторая ведунья из артефакта выбралась. А первая стояла, всё пытаясь снова до меня добраться путём захвата контроля над воздухом, но поздно — я уж себя в руки взяла, настороже была.

И вот дилемма новая — будь я ведуньей лесной, уничтожила бы обеих не глядя, но и ведьма я. И как ведьма видела отчётливо — одна ведунья черна была изнутри, словно гниль проела, и зависть в ней была при жизни, и злость, и голод тщеславия неутолённый, а вторая…

Та что слева была, была и иной. И стояла я, в нее вглядываясь, да искала… Чего искала-то?

«Веся, не так что-то?» — леший мой переживал-тревожился.

«Не так», — ответила я, да и показала ему обеих ведуний.

Не долго молчал леший, а потом произнёс:

«Моей бывшей хозяйки нет».

Сама уж поняла, та повыше была, и хоть мельком её видела, а узнала бы. Тут же…

«Лешинька, та что слева, девчонка ж совсем», — откуда мне то было ведомо я не знала, но мы, ведьмы, такие, мы многое ведаем незнамо как.

Через мгновение леший был рядом.

Встал, на аспида поглядел неодобрительно, так что тот даже отступил на шаг, опосля на меня ещё более неодобрительно… я подумала, и отступила на шаг, вслед за аспидом. Просто Лешинька он в гневе страшен, а аспидушка он и так страшен — минус на минус… пусть сами и разбираются.

— Веся, не смей! — проскрежетал леший, разрушая всю мою спешно придуманную стратегию.

— Не смей что? — не понял аспид.

Я постояла, прядь волос за ушко заправила, да и решила:

— А вам двоим определённо есть о чём поговорить. Аспидушка, портки мои у лешего есть. Есть-есть, правду говорю. Лешинька, а это аспидушка меня сегодня из лесу сманил, да под удар подставил.

И вот таким вот нехитрым образом доведя обоих до испепеления друг друга взглядами мрачными и настроения препаршивого, я аккуратненько Лешиньку обошла, да обратно к краю октагона вернулась.

Я думала.

Быстро, решительно, соотнося свои силы и силы своего леса.

Девчонку можно было спасти.

Ведунью в ней нет, и магической силы у неё более не будет, но саму девчонку, а она меня едва ли старше, скорей одногодка практически, я по фону её ауры судить могла, спасти можно было.

Сжала я клюку, вдох сделала всей грудью, да и…

— Веся! — заорал леший.