— Старого Эхманса с хутора Тобзин застрелили, — усталым голосом оповестил он в который уже раз, но без прежнего интереса оглядывая кабинет. — Я вам говорил про него. Это приятель старика Мангулиса, отца изнасилованной в лесу девушки. Ну, той, которая себя жизни хотела лишить, да выжила. Дело тут такое… — Лацис с унылым видом подошел к столу Журавлева, расположенному около входа, задумчиво постучал тонкими пальцами по стопке лежавших на нем папок, — я бы сказал, очень непростое. Семья нашла мертвого Эхманса на дороге… очевидно, кто-то ей об этом донес. Но дело не в этом… а в том, что они не желают предавать огласке сам факт его убийства преступником. В общем… собираются похоронить тихо и, я бы сказал, незаметно, не привлекая внимания соответствующих органов, то есть нас.

— Это как? — спросил Орлов, по-петушиному вскинув голову. — Умер Клим и… хрен с ним?

Задержав на секунду взгляд на обложке папки, где химическим карандашом был крупно и размашисто написан номер уголовного дела, Лацис взглянул на него поверх очков, подслеповато щуря глаза, как обычно делают все близорукие люди.

— Боятся, если бандиты узнают, что они обратились к нам, то порешат всю их семью, — спокойно ответил он. — И в этом есть резон.

— Боятся они, — начал понемногу заводиться Орлов. — А то, что эти бандюки, предатели трудового народа и недобитые нацисты могут уничтожить других безвинных людей, их, получается, не волнует?

— Как это у вас говорят? М-м… — вспоминая, Лацис издавал горловым голосом протяжный звук. — А, вот… своя рубашка ближе к телу.

По сердитому лицу Орлова было заметно, что ему сильно хочется выругаться по-русски матом, но он себя пересилил, чтобы не казаться культурному представителю прибалтийской нации совсем уж недалеким и необразованным человеком, лишь грубо сказал:

— Поехали к ним! К этим… пострадавшим.

— Конечно, поехали, — охотно согласился Эдгарс Лацис. — За этим я и пришел.

Журавлев с Еременко с готовностью поднялись, начали торопливо запихивать папки в сейф.

— Журавлев, ты оставайся, — приказал Орлов. — Без тебя обойдемся. Но чтобы без нас здесь не валял дурака, сходи в больничку, навести девушку. Эту самую Стасю… Поговори с ней по душам, что, да как, да почему? Ну, ты меня понял. Да поделикатнее с ней. Да, — спохватился Клим и быстрыми шагами вернулся от двери, куда за разговором успел дойти, — не вздумай с ней шашни крутить. А то я тебя, кобеля, знаю.

— Клим, ты чего такое говоришь? — смутился Илья, бросив испуганный взгляд исподлобья на Еременко и Лациса, переживая, что могут подумать о нем люди, которые знают его всего ничего. — Когда такое было?

— Шучу, — беззлобно хохотнул Орлов, повернулся, так и не дойдя до него, и вышел следом за посмеивающимися коллегами, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Проводив недовольным взглядом не к месту раздухарившегося Орлова, который даже не скрывал, что сильно рад тому, что назревает настоящее дело, Журавлев сокрушенно мотнул головой.

— Ну, Клим, — вполголоса произнес Илья, — не можешь ты без этих своих шуточек. Но ничего, я тоже не лыком шит.

Он подошел к окну, свесившись через подоконник, посмотрел вниз, где стоял «Виллис». Орлов и здесь уже успел отличиться, перемахнул прямо через борт, опершись крепкими руками на край кузова, занял место сзади, рядом с Еременко. Андрис, не скрывая восхищенной улыбки от мальчишеских действий взрослого человека, к тому же в звании майора, покоренный его живым характером, тотчас газанул, и юркий «американец», подпрыгивая на булыжной мостовой, стремительно поехал через площадь к выезду из городка.