Слова Еременко прозвучали настолько обнадеживающе, что Клим опять пришел в хорошее расположение духа. Покрутив головой, высвобождая загорелую шею из тесного ворота военного кителя, он с довольным видом хмыкнул.

— Твои слова, капитан, да богу бы в уши.

Не доезжая до моста через реку Венту, они встретили полуторку, утыканную по бортам березовыми ветками. Это возвращались с учений молодые солдаты нового призыва. Пехотная рота стояла в десяти километрах от Пилтене, на хуторе Селе-Лиде, временно занимая бывшую усадьбу одного богатого землевладельца, сбежавшего вместе с немцами при отступлении.

Усталые, в пыльных, выцветших на жарком солнце гимнастерках и пилотках с ярко горевшими красными звездами, солдаты мерно покачивались в кузове в такт движению машины по неровной проселочной дороге. Перед собой между кирзовых сапог они бережно держали двумя руками за ствол ППШ, упирая их приклады в дощатое дно кузова. По осунувшимся от трехдневных учений лицам ручейками стекал грязный пот. И хотя было видно, что солдаты за эти дни неимоверно утомились, глаза у них светились тем значимым светом, который бывает у тех, кто знает, для чего он живет. А жили сейчас парни непередаваемым чувством сопричастности к Великой победе, осознавая себя продолжателями правого дела своих отцов и дедов, став теперь вместо них на защиту советской родины. Милые и добрые улыбки не сходили с их довольных, даже немного плутоватых, смуглых от загара и пыли физиономий, блестели между спекшимися от жары губами по-молодому крепкие влажные зубы.

— Андрис, — окликнул водителя Орлов и со спины похлопал его по плечу с взбугрившимся погоном, — пропусти ребят.

Андрис прижал автомобиль к стоявшим плотной стеной ржаным колосьям, чтобы полуторка беспрепятственно проехала по узкой колее, не примяв задними сдвоенными колесами даже несколько колосков драгоценного хлеба, в котором очень нуждалась страна после страшной войны.

Не успела полуторка поравняться с «Виллисом», как вдруг взводный запевала красивым баритоном завел, очевидно, желая поразить офицеров:

И парни в кузове дружно подхватили, сверху поглядывая веселыми глазами на сидевшего в машине юного водителя-фронтовика с медалью «За отвагу», едва ли не их ровесника:

Разминувшись со встречным автомобилем, полуторка поехала по накатанной твердой земле дальше, поднимая за собой легкую пыльную завесу. Машина скрылась из виду, но до милиционеров еще долго доносился отголосок известной песни, звучавший в полдневном знойном воздухе в унисон с жужжанием пчел и стрекотом кузнечиков.

— Хорошо поют, — отметил со знанием дела Орлов, несказанно восхищенный голосами бравых красноармейцев.

— Лихие ребята, — поддержал его и Еременко. — С такими бойцами нам сам черт не страшен. Только пускай попробуют буржуи вновь развязать войну, вмиг по сусалам огребут. — Он сжал свой сухой, крепкий кулак и потряс им перед собой, как бы грозя невидимому врагу. — Хорошая у нас смена растет, — чуть помолчав, добавил он. — Верная принципам Ленина-Сталина.

Глава 7

Солнце палило нещадно. На что уж бабочки, казалось бы, насекомые практически бестелесные, которые на лугу всегда порхали в бессчетном количестве, и те куда-то пропали. Лацис, сняв фуражку, положил ее на колени и то и дело вытирал потное лицо и шею носовым платком. Орлов и Еременко тоже сняли свои фуражки, разместив их по примеру Лациса на коленях. Но и это давало малое облегчение от духоты, проникающей без преувеличения во все поры на коже.

— Андрис, прибавь скорости, — страдальческим голосом попросил Эдгарс Лацис.

Водитель, сам мучившийся от жары в глубоко надвинутой на лоб фуражке, из-под которой по вискам сочился липкий пот, с превеликой охотой вдавил педаль газа, почувствовав стопой, как рифленая педаль уперлась в пол.