Изменить размер шрифта - +
Все, во что она одевалась, сводило меня с ума и будоражило мое воображение. Каждая тряпка на ее теле превращалась в дико сексуальный соблазн. Даже намеренно скромный брючный костюм, обтянувший ее ноги и бедра, заставил меня сжать руки в кулаки и мысленно выматериться, и заодно взмолиться дьяволу, чтоб у меня не встал на ее задницу прямо сейчас. Мастурбация уже не спасала, напряжение скопилось в мозгах и требовало разрядки.

— Я бы выехал из дома даже ночью. У меня нет проблем подождать, пока мне это интересно.

Я отвез ее в приют для животных проведать Демона, и пока она плакала от счастья, что он выжил, я ходил взад и вперед вдоль вольера и старался на нее не смотреть. Потому что мне было больно. Меня накрывало этой бл*дской безысходностью и бессилием, потому что я уже не знал, как мне к ней подойти, что сказать и что сделать, чтоб ее взгляд изменился, чтоб он стал ненадолго другим… таким, как раньше. Потому что я уже на стены хотел лезть без ее любви… я не мог жить без ее заботы и тоски по мне. Я хотел видеть свое отражение в ее глазах и знать, что, когда я приползу к ней весь разодранный в клочья, она соберет меня по пылинкам… но той женщины, что любила меня так самоотверженно, больше не было. Была вот эта. Похожая на нее, и все же не она. Словно я разговариваю со снятой копией. С каким-то близнецом.

— Можно мы заберем их к нам домой? Демона и Молли?

Медленно развернулся к ней и… сказал:

— Да.

Потому что у нее на ресницах дрожали слезы, потому что она кусала губы, и я видел, что совершенно не рассчитывала на это "да". Но я сказал его не поэтому. Совсем не поэтому. Я не выносил ее слезы. Ненавидел, когда она плачет.

— Правда?

— Да. Мы можем их забрать.

Всю обратную дорогу она сидела на заднем сиденье и тискала собак, а я в очередной раз мечтал стать хотя бы собачьим ухом, чтоб меня потрепали. Я уже молчу о том, чтоб мне целовали морду и причитали, какой я милый и какой мокрый у меня нос. Украдкой наблюдал за ней… и все же это она. Со своей безграничной и какой-то абсурдной для этого мира добротой. С радостью, от которой словно взрывной волной заражает все вокруг.

Потом я уехал. На гребаных два дня, которые казались мне бесконечными. Звонил туда каждый час и проверял камеры наблюдения. В доме знали, что выпускать мою жену в мое отсутствие из дома нельзя даже с охраной.

Да, жестокий приказ, да, я понимал, что перегибаю. Но я не хотел ее потерять. Я трусливо боялся, что, если она уйдет — я не смогу ее вернуть обратно даже насильно. И я готов был держать ее под замком. Конченый и больной ублюдок. Я понимал, что так нельзя и что это нас совершенно не сближает, но ничего не мог с собой поделать.

Я знал, что она мечется в доме, как запертая в клетке птичка, бьется о нее, рыдает в своей комнате после отказа охраны выпустить ее за пределы дома. Мне повезло или не повезло только в одном — она одинаково не доверяла никому из нас… и когда мой брат позвонил ей, чтоб спросить — как она, моя гипернапуганная козлами из спецслужб жена ответила, что ей здесь даже лучше, чем в доме Графа. Не знаю, поверил он ей или нет, но в данный момент Андрей уехал на Ближний Восток улаживать наши с ним дела и заодно узнать, кто роет под нас яму, кто именно крышует переправщиков стволов через наши каналы. Кому на руку крах империи Вороновых. Оказывается, мы завалили далеко не всех наших врагов, и Ахмед — это ерунда по сравнению с теми, кто за ним стоял. Я сам вернулся из поездки спустя два дня. Едва успел принять душ, как услышал стук в дверь, а потом она за кем-то захлопнулась. Я решил, что это кто-то из обслуги. А когда вышел из ванной комнаты, замер на пороге, увидев ЕЕ в своей спальне. Светло-голубые глаза расширены, смотрит на меня, словно шокированная или… я даже не знал, что именно выражают ее глаза.

Быстрый переход