Изменить размер шрифта - +
И те вчерашние сомнения костенели, обрастали мясом, я понимала, что у меня в душе невероятнейший диссонанс. Тот монстр, о котором мне говорили, не мог быть настолько нежным, настолько любящим отцом. Я не слышала, о чем он с ней говорит… я могла только смотреть, как поднимает на руки, как качает ее на качелях, и она заливисто смеется ему и визжит. На высоких нотках "папа… папааа… папоськааа"… а у меня внутри каким-то несбыточным эхом "мамааааа". Мне вдруг захотелось услышать, как она мне это закричит. А потом снова полоснуло пониманием, что пока слишком рано. Потом Максим катал ее на пони, вместе с ней ел сахарную вату, и она испачкала ему лицо, а он ей, и потом сцеловывал налипшие синие комочки, а она снова хохотала… а я… я почему-то плакала. Я вспомнила свою маму.

Вернулась в машину и ждала его там, стараясь успокоиться и, отпивая маленькими глотками минеральную воду, смотрела в лобовое стекло в никуда. Мой мир еще раз разрушился на осколки, потому что я наконец-то осознала свою реальность и приняла ее. Пока что я в ней очень плохо ориентировалась и тыкалась везде как слепой котенок, но я уже не хотела от нее отказываться, потому что у меня появилась ОНА. Моя дочь. А еще в ней появился он. Нет, совсем не тогда, когда он предъявлял на меня свои права самым наглым образом, и не тогда, когда ласкал меня, заставляя признать свою власть над моим телом.

Он появился в ней сейчас, когда с такой невыносимой любовью смотрел на нашего ребенка, и я чувствовала эту отцовскую фанатичную одержимость на уровне подсознания. Я больше не сомневалась, что любила его. Да, я была в этом более чем уверена. И мне было страшно любить его снова, я боялась, что он причинит мне много боли. Боялась, что если я позволю этому безумию захлестнуть себя, то уже никогда не стану собой. Разве можно любить такого мужчину и не расплатиться за эту любовь самым жутким образом? Только я уже не была уверена, что мне удастся все это контролировать… меня влекло к нему все сильнее и сильнее. Влекло с такой силой, что сопротивляться этому урагану было бесполезно.

— Все хорошо?

Сел на водительское сиденье, и в салоне запахло ванилью, смешанной с его собственным запахом.

— Да. Все хорошо.

— Посмотри на меня.

Я не поворачивалась, так как слезы еще не высохли, но он взял меня за подбородок и заставил обернуться.

— Почему?

— Не знаю… мне было больно смотреть на нее. Очень больно. Я хочу ее вспомнить. Я хочу, чтобы она меня любила, и хочу любить ее.

Он вдруг привлек меня к себе, и у меня не возникло ни малейшего желания сопротивляться. Я уткнулась лицом ему в плечо… там так же пахло ребенком. Очень сильно и остро.

— Она тебя любит. Обещаю, что в следующий раз она увидит тебя, и вы попробуете пообщаться, если ты уверена, что сможешь… — его голос странно успокаивал, а рука на моих волосах… мне не хотелось, чтоб он ее убирал, а Максим вдруг тихо добавил, — мне тоже больно смотреть на тебя.

Какое-то время мы так и сидели — я, глотая слезы, а он просто молча перебирал мои локоны, а потом спросил.

— Я завтра уезжаю по работе на несколько дней. Ты бы хотела поехать со мной?

Спросил, а не поставил перед фактом.

— Ты хочешь, чтоб я поехала? — не поднимая голову, все так же с закрытыми глазами, убаюканная его запахом и голосом.

— Очень хочу.

— Тогда поехали.

Рука чуть дрогнула на моих волосах и зарылась в них на затылке. Да, мне хотелось уехать. Хотелось сменить стены этого дома на другую обстановку. А еще я вдруг перестала его бояться. Меня как выключило. После встречи с дочерью.

Вот с этого дня все началось или со следующего.

Или они слились вместе, но я начинала меняться.

Быстрый переход