— Ты плачешь?

— Аааа, нет. Что-то в глаз попало.

Улыбнулась как-то фальшиво от неловкости, не зная, что сказать.

— Дай посмотреть.

— Что?

— Что в глаз попало.

Я неожиданно для себя подошла к нему и подставила лицо, когда обхватил его двумя ладонями, в груди все еще саднило… той самой завистью-болью. Чуть опустил мое нижнее веко, рассматривая глаз.

— Я смотрю на них почти каждый день, и мне тоже что-то попадает в глаз, когда вижу на них "ту" тебя. И ты не должна извиняться — это и твоя комната, и все, что есть здесь, принадлежит точно так же и тебе.

Я вдруг вспомнила, что забыла снять с пальца кольцо. А он его заметил, но ничего не сказал, только крепче сжал мое лицо.

— Ты можешь прийти ко мне и спросить все что угодно. Даю гарантию, что, кроме честного ответа, с тобой больше ничего не случится.

Все видит. Все замечает и обо всем знает. Разве он умеет иначе. Он вообще человек? Отпустил мое лицо и прошел вглубь комнаты. Скинул жакет, бросил на кресло. Подошел к бару — неизменный глоток коньяка, и я вдруг заметила, что он какой-то не такой. Уставший или подавленный. Все тело напряжено как струна. Он даже смотрит на меня иначе… и у меня продолжает саднить внутри.

— У тебя неприятности? — вырвалось само, и он тут же обернулся ко мне, вздернув бровь.

— Это семейные альбомы пробуждают в тебе заботливость жены? Знал бы, давно подсунул бы тебе в комнату.

— Я хочу встретиться с Фаиной. Мне ведь не запрещено общаться с моими родственниками и друзьями?

— Нет. Не запрещено. Завтра я распоряжусь, чтоб тебя отвезли к ней в клинику или домой. Куда скажешь. А сейчас иди спать, уже поздно.

Сказал, как маленькому ребенку, и сел в кресло. Тяжело выдохнул поднес бокал к губам, запрокидывая голову назад. Я топталась у двери. Продолжая смотреть на него, на то, как прикрыл глаза и крутит между пальцами ножку бокала.

— А ведь ты могла бы поговорить со мной, Даша. О чем угодно.

— Не могла…

— Почему? Потому что мне нельзя доверять? Потому что тебе рассказали, какая я тварь и бесчувственное чудовище?

— Я… я видела.

Поднял на меня усталый взгляд.

— Знаешь… когда-то я тоже увидел. Своими глазами увидел. Увидел. Вынес приговор и привел в исполнение. А оказалось, мои проклятые глаза меня обманули.

Он сказал это с такой горечью, что у меня под ребрами как-то странно заболело, и вдруг захотелось подойти к нему. Опуститься на колени у его ног возле кресла, прижать за голову к себе и зарыться пальцами в его непослушные волосы. Я так ясно увидела, как делаю это, что вздрогнула.

— Возможно, мои меня тоже обманывают… мне нужно время рассмотреть.

Сказала тихо и взялась за ручку двери.

— У тебя есть время до "пока смерть не разлучит нас".

Отсалютовал мне бокалом. А я резко открыла дверь и едва вышла за порог, услышала его голос:

— Я соскучился по тебе, Даша… я смертельно по тебе соскучился, и я ломаюсь, слышишь, малыш?

Рука на ручке двери дрогнула, и я сама не поняла, как вернулась обратно и сделала это… опустилась на колени у кресла. Всматриваясь в его синие как майское небо глаза под сошедшимися на переносице густыми темными бровями. Та самая боль внутри вдруг стала щемяще невыносимой, словно все его эмоции передались. Во рту загорчило послевкусием всего сказанного ранее. Разве тот, кто не умеет любить… может сказать это вот так с надрывом, надрывая и мне душу в ответ, заражая своей болезнью.

— Только не ломай меня вместе с собой… помоги мне, Максим.