Он вдруг поднес мою руку к своим губам и тихо сказал.

— Воздух… всего лишь воздух.

— Покажи мне нашу дочку, Максим.

Встала с колен. Высвободила руку из его рук и вышла за дверь. Прислонилась спиной к стене и закрыла глаза… именно в эту секунду во мне что-то сломалось и возродилось нечто новое… пугающе нежное и полупрозрачное. Нет. Война не окончена. Только мне уже не хотелось в ней побеждать и… держать оборону.

ГЛАВА 18. Дарина

На самом деле человек по-настоящему счастлив только тогда, когда он меньше всего обращает внимание на время и когда его не подгоняет страх.

Он отвез меня к Тае на следующий день. Точнее, меня привезли к парку, куда он забрал ее кататься на пони и на качелях. Я должна была смотреть со стороны и не выходить к ним, таков был уговор. Мне он показался более чем правильным в тот самый момент, когда Максим попросил меня держаться где-то рядом, но так, чтоб дочь меня не видела.

Мне вообще было странно, что он говорит мне это слово "дочь". Всего лишь какие-то пару недель назад я считала себя ребенком. Я понятия не имела, что у меня есть муж, есть семья, есть… дочка. Но я и понятия не имела — что именно испытаю, увидев ее. На фотографиях это не то. Это как видеть картинку и ничего не чувствовать, кроме едкого любопытства и шока. Но когда я ее увидела вживую. Вот так вот совершенно настоящую маленькую девочку со светлыми кудряшками, двумя хвостиками. Она держала Максима за руку и постоянно поднимала голову, чтобы что-то ему сказать. Я вдруг почувствовала странную горячую волну внутри меня — она обожгла, заставила дернуться, покрыться мурашками и прижать обе руки ко рту. Я не могла отвести от нее взгляд, меня просто накрыло и не отпускало… потому что именно этого ребенка я видела во сне и там… там я невыносимо ее любила. Эта любовь никуда не делась и захлестнула меня прямо сейчас. До нервной дрожи в руках и ногах. Я понятия не имела, что мне с этим делать и куда себя деть. Голова просто раскалывалась на части, и душу словно скребло когтями какое-то невидимое чудовище. Девочка все время громко говорила "папа". Тоненьким голоском. Она дергала Максима за руку, задирала забавную мордашку и тащила его к качелям. Несколько раз он поднимал ее на руки, но я слышала упрямое "я сама". И я вдруг ощутила это всепоглощающее чувство, какое-то по-первобытному мощное "это мой ребенок… она моя… только моя… если кто-то обидит, я могу убить". Именно так и пульсировало в мозгу, а по щекам ручьями текли слезы, и я понятия не имею почему… наверно, потому что я так ничего и не вспомнила… ничего, кроме моей абсолютной любви к ребенку. Она была моей. Это на уровне подсознания, инстинктов, чего-то совершенно животного, но я стопроцентно знала, что люблю ее и все тут. Мне в ней все знакомо — от поворота маленькой головки и до каждой черточки на крошечном личике. Я бы узнала ее всегда. Я бы ее почувствовала. И возникло адское желание побежать к ним, просто выйти и броситься к ней… но я понимала, что еще рано, что я могу все испортить или напугать ее. Алчно вылавливая каждое слово на непонятном детском языке вперемешку с вполне осознанной речью, я млела от запредельной нежности, от нее становилось больно дышать.

А еще Максим… рядом с ребенком он изменился до неузнаваемости. Это был совершенно другой человек. Неизвестный мне никогда ранее. Я никогда не думала, что кто-то может вдруг стать настолько иным. До меня доносился его голос, и тембр стал мягким, невыносимо нежным. И те вчерашние сомнения костенели, обрастали мясом, я понимала, что у меня в душе невероятнейший диссонанс.