– Частный сыщик, значит? – усмехнулся неизвестный. – Хорошую «крышу» ты себе придумал, нечего сказать.

– За что меня задержали?

– За убийство. Ты хотел отнять сумку у человека, стрелял в него, организовал погоню вместе со своими сообщниками. Он убегал. Ты загнал его на крышу и сбросил оттуда. Есть свидетели.

«Почему он спросил, что в сумке? Значит, они не нашли бандероль Неледина?»

– Я работаю по поручению клиента.

– Этот клиент поручил тебе отнять сумку? Что там было, Столетник? Деньги?

«Действительно не знает или притворяется?»

– Не имею права разглашать в интересах клиента.

– А как фамилия твоего клиента?

– Если меня обвиняют в убийстве, я буду отвечать на вопросы следователя прокуратуры.

– Ты сейчас будешь отвечать на мои вопросы! – повысил голос неизвестный. – На все, и если я захочу, то в стихах!.. Как фамилия клиента?

– Я не знаю, кто вы такой.

– Командир спецотряда РУОП подполковник милиции Иванов.

– Тогда точно не обязан отвечать. Везите в прокуратуру!

Удар последовал мгновенно и неожиданно – со стороны сидевшего справа бугая. Женька даже не успел заметить, чем именно ударили в грудь – чем‑то жестким, возможно, торцом дубинки. У всех на ремнях висели дубинки, газовые баллончики с «черемухой», наручники и «ППС» – штурмовая бригада… Канают под СОБР…

Дыхание остановилось, подкатила тошнота, померкло в глазах; Женька едва не нырнул вперед головой, но его схватили за шиворот, отбросили на борт:

– Некогда, Столетник!.. Какое поручение дал клиент?!. Отвечай!..

Боль он терпел сравнительно легко – «выходами в астрал» из своего тела приемами буддийско‑даосского транса, иногда – трансформируя себя в объект, не способный к переживанию боли. Но против внутреннего введения в вену сорока миллиграммов миорелаксанта дитилина средства не знал. Сердце стало биться реже, мышцы конечностей охватил паралич, межреберная мускулатура и диафрагма словно онемели, появилось удушье, и тут он понял, что умирает, и ощутил ужас перед неотвратимостью собственной смерти. Последним, что он увидел, был шприц; чей‑то затухающий голос твердил: «Все, Столетник! Отпрыгался! Через минуту ты умрешь! Тебя спасти может только инъекция! Мы ее сделаем, если ты согласишься…»

«Не соглашусь, – подумал Женька прежде, чем умереть. – Может быть, у меня еще есть шанс выжить. А если я вам расскажу то, что вы хотите услышать, тогда не будет – это точно».

Далекий свет в окошке вздрогнул и погас, как пламя догоревшей свечи. Заунывный вой мотора становился все тоньше, зазвучал в унисон с пронзительным звоном в ушах, а потом наступила блаженная тишина…

Капитан стоял навытяжку.

– Что значит, приехали на машине?! – орал майор Долганов по прозвищу Илья Муровец. – Сами они приехали, что ли?! Кто‑то же их вызвал?! Что ты стоишь, как в штаны насрал?!

Алексей Иванович Илларионов расхаживал вдоль противоположной стены кабинета начальника 24‑го отделения на Сокольнической, заложив руки за спину, сосредоточившись на своих мыслях.

– Не знаю, – сдержанно отвечал капитан, – я не вызывал. Фролова сюда привезли собровцы. Их старший перед вами, у него и спрашивайте.

Долганов крутанулся на каблуках, вопросительно уставился на белокурого лейтенанта в камуфляже.

– Нас вызвал наряд ДПС по рации, – заметно волнуясь, объяснил тот. – Фролов стрелял по «БМВ». В центре города, средь бела дня, на виду у прохожих.