Дали ему семь лет, все точно, по «сто семнадцатой» – за «взлом лохматого сейфа», но в девяносто втором выпустили на свободу.
– За примерное поведение?
– Шиш с маслом!.. Если у тебя память не отшибло, то ты помнишь кадровые перестановки в органах после путча?
– Ну?
– Дело этого Богдановича в восемьдесят седьмом вел следователь ГУВД Протопопов…
– Юра?.. Юрий… Юрий… Как его звать‑то? – оживился Решетников.
– Да какая, к черту, разница! – отмахнулся Каменев. – Я не уточнял. В девяносто первом его «ушли», и на его место назначили Донца. – Каменев достал из кармана потрепанный блокнот, перелистал замусоленные страницы. – Да… Донец А. В. Тогда многие дела пересматривались, такого говна из тюрем наотпускали, что до сих пор разгрести не можем…
– Саня, не отвлекайся, – жалобно попросил Решетников, – у меня и так мозги участкового, а с твоими афоризмами я и вовсе пугаюсь.
– Это потому, что ты не пьешь, – уверенно сказал Каменев. – Даже у участкового в мозгах вырабатываются алкалоиды – жизненно необходимый продукт. Если человек начинает получать алкалоиды извне – с водочкой, например, – эта функция у него постепенно атрофируется и больше не восстанавливается. Прекратил пить – и стал скучным, как завязавший алкоголик. Поэтому я…
– Саня! – Решетников почувствовал, что спокойствие покидает его. – Мы с тобой и так ни хрена не заработали! Приедет Женька…
– Между прочим, он приказал ни во что не вмешиваться. Ну ладно. Если тебе про алкалоиды неинтересно, слушай про Богдановича. – Каменев заглянул в блокнот. – Ага!.. Вот оно… Следователь Донец направил дело на пересмотр…
– Через пять лет, – уточнил Решетников. Каменев глубоко вздохнул и посмотрел на напарника, как на нерадивого ученика:
– «Пересмотр обвинительного заключения по вновь открывшимся обстоятельствам в пользу осужденного сроками не ограничен», – процитировал статью УПК. – А обстоятельства такие. Богдановича осудили по сто семнадцатой, части два, предусматривающей изнасилование, сопряженное с угрозой убийством. Донец решил, что для применения этой части было недостаточно оснований, направил дело горпрокурору Шорникову и в соответствии с частью три статьи триста восемьдесят четыре УПК потребовал отменить приговор суда, что и было сделано: возобновили уголовное дело по вновь открывшимся обстоятельствам, то есть установлению преступного злоупотребления лица, производившего расследование по делу.
– А чего его стали пересматривать‑то? – задумался Решетников. – Чтобы утопить Протопопова?
Каменев поморщился, налил себе кипятку в стакан и бросил туда щепоть заварки.
– Спроси чего полегче, Викентий! У потомственного торгаша Богдановича ничего не конфисковали, а значит, сработали деньги, которые он наворовал.
Решетников снял трубку, набрал номер клиентки, но телефон молчал.
– Куда же она подевалась? – недоуменно спросил он. – Весь вечер звоню.
– Сутки истекут, не объявится – приостановим расследование, и дело с концом!
Неожиданно зазвонил телефон, Решетников схватил трубку:
– Частное агентство «Шериф», детектив Решетников.
Звонил Вадим Нежин, полковник госбезопасности в отставке, ныне работавший в коммерческом детективном агентстве «Альтернатива».
– Привет, Вик! – сказал бодрым голосом. – Вы уже открыли шампанское по случаю торжества?
– Дня рождения дедушки Ленина, что ли?
– Да нет, я имею в виду статью!
– Сто семнадцатую, часть вторую?
Нежин засмеялся так, что смех его был слышен даже Каменеву, звучно отхлебывавшему горячий чай и выплевывающему чаинки. |