– Да хватит вам разговаривать таким тоном!!! – вскричал Фрол, не выдержав напряжения, и вскочил.

– Сядьте! – двинулся к нему сержант.

– Каким? – спросил Протопопов. – Каким тоном я с вами разговариваю?

– Как… как со своим подследственным! У вас, что, есть эта… как ее… причина – возбуждать уголовное дело? Я ни на кого не подавал жалобы… то есть заявления!..

– Вы полагаете, нарушение неприкосновенности жилища и нанесение тяжких телесных повреждений в результате разбойного нападения – недостаточные основания для возбуждения уголовного дела?

«Ерунда какая‑то, – лихорадочно пытался выстроить предположение Фрол. – Обычно они делают все возможное, чтобы дела не заводить, в случае жалобы даже просят забрать заявление, а тут…»

– Приступайте, Неледин. Начните с книг.

Фрол вздохнул, наклонился и поднял первые три книжки: «Словарь по этике», «Психологию искусства» и томик Шукшина; кажется, они стояли внизу… да, вот здесь, на нижней полке…

Голоса больше никто не повышал, с разрешения следователя сержант и понятые принялись помогать Фролу, участковый ушел, а квартирная хозяйка не пошевелила пальцем – сидела на стуле и изредка вздыхала, глядя на это безобразие. Действо длилось около трех часов. В пять тридцать ушли и понятые – после того, как подписали протокол осмотра.

– Значит, ничего? – удрученно спросил Протопопов.

– Вы думаете, я помню все свои пленки? – резонно заметил Фрол. – Во всяком случае, жалоб нет, можете закрыть дело – никаких претензий с моей стороны. Хотите, напишу расписку?

Протопопов усмехнулся, застегнул «молнию» на папке:

– Надо будет – напишете, Неледин!

– Послушайте, а вам не кажется…

– Мне кажется, что вы прекрасно знаете, что именно хотели найти в вашей квартире, – отрезал следователь. – Не хотите говорить – не надо. Будем искать сумку с аппаратурой. До скорого свидания, Фрол Игнатьевич!

Протопопов ушел, тихонько притворив за собой дверь. Фрол остался с Марьей Семеновной наедине, чего ему очень не хотелось.

– Ну вот что, голубчик, – заговорила она, пряча глаза и тщательно расправляя юбку на коленях, – съезжай‑ка ты с квартиры. Было дело, прощала я тебе попойки‑вечеринки, когда Инга от тебя ушла, но теперь, гляжу, милиция тобой заинтересовалась, а мне это вовсе ни к чему. Поквартировал три года – и будет с тебя.

Фрол сцепил пальцы, чувствуя, что звереет и готов запустить в нее чем‑нибудь тяжелым.

– Что‑то я не припоминаю, чтобы мы переходили на «ты», – произнес нараспев.

– Че?

– «Чекать» будете на базаре, а сейчас – деньги на стол! – вспылил он и встал. – Верните деньги, которые я заплатил вам по май включительно, и я уеду.

Марья Семеновна оцепенела, но тут же перехватила инициативу:

– Деньги?!. – рассмеялась ему в лицо. – Деньги я тебе после того выложу, как ты диван перетянешь или новый поставишь заместо этого! И обои в гостиной переклеишь! – Она резко отодвинула стул. – А это… это что такое?! – загремела она посудой на кухне. – Так‑то ты порядок блюдешь?! А за это кто платить будет?!.

– Я! Я буду платить, кто ж еще? – Фрол наблюдал, как она шарит по шкафчикам, холодильнику, антресолям. – Забыли что или проголодались? – съязвил он. – Кажется, я еще не съехал?

– Съедешь, никуда не денешься! Чтоб в понедельник духу твоего не было! – услышал из прихожей за секунду до того, как хлопнула дверь.