– А вы что, полагаете, что жена крупного торгового работника, привыкшая ездить на своей машине, набила сумку деньгами и поехала в метро?

– Увы, Викентий Яковлевич, я бы такого не предположил, если бы не знал точно, что она поехала в метро. Ее проводил Шелуденко до станции.

– Значит, они с Богдановичем приехали своим ходом?

– Нет. Своим ходом приехал Шелуденко. Она уступила ему машину с шофером, а сама поехала в метро. Версия о том, что она не хотела, чтобы шофер знал, куда она едет, отпадает: она живет рядом, на Парковой, могла доехать до дома, а потом дойти до вас пешком.

– И что из этого следует?

– Что деньги были у нее в сумке уже тогда, когда она отправлялась с мужем на вокзал. Что вы предполагали обнаружить на даче Богдановичей?

– То, что обнаружил.

– То есть?

– То есть труп Киры Михайловны. Следователь задержал на нем пристальный взгляд:

– Вы это серьезно?

– Вполне. Мы ведь договорились с ней о том, что я буду держать ее в курсе. Она не очень охотно расставалась с деньгами, плата показалась ей непомерно большой. Когда каждый час счетчик отщелкивает шестьдесят долларов, шевелится не столько детектив, сколько его клиент. Положим, она могла уйти к подруге и у нее заночевать, поэтому я не дозвонился. Но почему она не позвонила мне? А то, что не позвонила – это точно. – Решетников достал из кармана сотовый аппарат и показал Кокорину. – Связь постоянно при мне.

– Но откуда вы знали, что это произошло на даче?

– Нет, вы меня неверно поняли. Я начал с дачи…

– А закончили бы квартирой?

Решетников на уловку не клюнул:

– Закончил бы вызовом милиции в ее квартиру.

– Что вам удалось узнать до того, как вы обнаружили ее мертвой? – задал очередной вопрос Кокорин, пометив что‑то в блокноте.

– Немного. О том, где и по какой статье отбывал, где работал Богданович. Вот, видите, о даче узнал.

– Значит, сама Богданович вам о даче не говорила?

– А я ее не спрашивал.

– Она называла сумму, которая хранилась в сейфе Богдановича?

– Двадцать тысяч долларов США. Ее удивило, что при наличии валютного счета и сейфа в офисе он хранил деньги дома. Видимо, в сочетании с пистолетом это произвело на нее впечатление.

– А с собой у нее было много денег?

– Не считал. Во всяком случае, пачку я видел. Сторублевок. Она отсчитала из нее договорную сумму, остальные положила обратно. Их и экземпляр контракта вы, кажется, нашли при осмотре вещей и трупа.

– Нашли. Когда она от вас ушла?

Решетников задумался, прикурил.

– Здесь я могу оказаться менее точным, но часа в два с минутами, не раньше.

– А в три часа пятнадцать минут отправлялась ее электричка. Она не спешила?

– Я не заметил спешки. По‑моему, нет.

– На вокзал она поехала уже в такси, – погружаясь в писанину, сказал Кокорин.

– Не могу знать, не видел.

– Да нет, это мы проверили. В половине третьего ее видела соседка по лестничной площадке. Богданович заходила домой. Вот только зачем?

– За пистолетом «лепаж», – уверенно сказал Решетников.

Кокорин замолчал. Подойдя к окну, с прищуром поглядел на солнце, но это длилось недолго: густое пепельное облако навело на его лицо тень.

– Послушайте, Решетников! – начал было он, но тут же поморщился, махнул рукой и заговорил вдруг по‑домашнему, сбросив маску должностного лица: – А, извините… Такое ощущение, будто идешь по канату. То вправо начинаешь падать, то влево.