Супруги вернулись в Париж, где Жюльен начал делать головокружительную карьеру – он был допущен к атомным секретам Франции, занял пост в департаменте. И тут начался шантаж: в почтовом ящике Марше то и дело находили газеты с сообщениями о похищении детей, по ночам раздавались телефонные звонки. В обмен на молчание о том, что Полетт – не его дочь, Жюльен стал поставлять шантажистам интересовавшие их сведения: разоблачение означало бы конец карьеры, скандал, банкротство, лишение родительских прав.

Жаклин все чаще порывалась звонить в комиссариат полиции… И тогда ей подстроили катастрофу.

В 1990 году у русских сменилось руководство КГБ, внешнюю разведку захлестнула перестроечная волна, сменились темы и интересы. Но остались старые связи, в том числе – из «ненавистников» буржуазии и ВПК, революционных стратегов – «Аксьон директ». В наследство от «дружественной спецслужбы» им достались не только тайники с оружием и взрывчаткой, но и полезная их «революционной деятельности» информация. Например, история Полетт, с помощью которой они могли манипулировать Жюльеном Марше. Держа его в страхе перед разоблачением, террористы располагали всей информацией, необходимой для осуществления своей преступной деятельности.

Знал о Полетт и Барни Хьюман. Он приехал в Базель по поручению «эскадрона смерти» для финансовых расчетов с дружественной «Аксьон…» за убийство представителя АНК в Париже, которое французы осуществили по их просьбе, возложив ответственность на террористов из ЮАР. Барни и застрелил сообщника в кантоне Граубюнден и, прихватив все денежки, скрылся вместе с маленькой заложницей.

Трудно сказать, как сложилась бы ее судьба, если бы не самоотверженные и в высшей степени профессиональные действия детективов, собравшихся по инициативе Кристиана Марселена.

(На фото вверху , русский сыщик Евгений Столетник и Полетт Марше).

(Печатается с сокращениями по материалам «ФРАНС СУАР»).

«Подробности» за 23‑е число Решетников не купил – совсем вылетело из головы после неудачного визита в Малаховку. Газету купила Леля Каменева, но и 24‑го, и 25‑го забывал принести Старый Опер. Потом было воскресенье, они не виделись: Катя Илларионова вот уже больше месяца не готовила пельменей – ну какие пельмени без Женьки?..

Решетников перечитал окончание статьи, закурил, потом перечитал снова. Теперь международные погони шефа показались ему развлекательной поездкой.

– Тоже мне «планетарный уровень»! – в сердцах проворчал он. – Ты здесь поработай, а то Базель с Барселоной! Чай с бергамотом, едрена вошь!

Каменев с утра на работе не появлялся – видимо, пил где‑то водку. Решетников его по телефону доставать не стал: «Надо будет, – решил, – сам позвонит!» Он понуро сидел в офисе и откровенно скучал, изредка прикладываясь к чаю с бергамотом и нещадно дымя.

В половине третьего явился следователь областной прокуратуры Кокорин, приостановивший его лицензию. Следователь был при галстуке, а это, как показывал опыт Решетникова, не предвещало ничего хорошего.

Видимо, галстук обязывал обращаться к свидетелю на «вы». Или не галстук, а вновь открывшиеся по делу обстоятельства?..

– Я думал, встречу вас на похоронах, Викентий Яковлевич, – усевшись за стол, как будто его сюда приглашали, сказал Кокорин и принялся доставать из портфеля бумаги.