Вот своим нордическим характером Юла в нее.
— Что такое «нордический характер» в женщине?
— Холод. Лед. Манюня не такая.
— Попроще, вы хотите сказать?
— Наоборот. Но не будем отвлекаться. Исчезла мать, потом дочь, так?
— Через тринадцать лет, Денис! И та же местность. Холмы, озера, Чистый Ключ… И тут странность: храм должен стоять не в низине…
— Он стоял на холме — по преданию, вы не знаете? — после какого-то катаклизма осел, но уцелел. И рядом открылся целебный источник, там и в застой народ собирался. Денис помолчал. — Вот бы туда съездить. Мы всегда пили воду — аж зубы сводило — по пути в лес.
— Вчера над лесом кружились чайки и мне вспомнилось место из Евангелия…
Он перебил грубо:
— Опять! Вы сектант-проповедник?
— Я чудом избежал смерти на Памире и с тех пор…
— Ой, не надо! Я не верю в чудеса, они всегда происходят с другим и… Ну, выкладывайте священную цитату.
— «Где будет труп, там соберутся птицы».
— Блеск! — снисходительно кивнул юноша. — Вы думаете, они были убиты?
— Кто они?
— Мария и Юлия.
— Вас это не задевает?
— Нисколько. Я давно перешагнул ту грань.
— Между жизнью и смертью? Но вы живы.
— Сегодня жив, завтра… Не все ли равно — завтра или послезавтра?
— И что б вы предпочли?
Недоросль ответил загадочно:
— Когда я смелый — завтра… нет, сегодня, сейчас! Когда трус — послезавтра.
— Откуда такой пессимизм в двадцать лет? Это ненормально.
— Не дави на разум, парень. Я тебя не трогаю.
— Ну, извини.
— Ну, извиняю. Разбирайся со своей Юлой.
— А почему вы с ней раздружились?
— Раздружились? — переспросил он.
— Два года назад вы вдруг перестали появляться с ней в ЦДЛ. Почему?
— Потому что два года назад я стал совершеннолетним. — Денис хохотнул полусонно.
— Ну и что?
— Да ничего. Раздружились.
— Кто был инициатором разрыва? Задремавшая было энергия возродилась в юноше, он нашарил на полу пачку сигарет и зажигалку, закурил.
— Она правда умерла?
— Правда, Денис.
— Вы меня возвращаете к таким далеким временам, полузабытым, полу… — он не докончил, задумавшись.
— Всего два года, Денис.
— Всего? — юноша усмехнулся равнодушно, без горечи. — Она стала знаменитостью, детские игры кончились… само собой. Так было надо ее Ангелу-хранителю.
— Так не охранил! — вырвалось у меня, а недоросль уточнил еще хлеще:
— Схоронил! Помню Дубовый зал, сиживали мы там с Юлькой…
— Она сказала мне, что ее писательская деятельность началась за тем заветным столиком.
— Очень даже может быть. А что?
— Все-таки странно для юной души…
— Вы нас не знаете, — произнес он проникновенно, — мы другие.
— Так утверждает каждое новое поколение. И мы в свое время пижонили.
— Вы пижонили, а мы умираем. Все, Алексей — как вас там… Юрьевич. Уходите.
— Денис, вам плохо?
— Пошел, пошел! — он откинулся на подушку, закрыл глаза. |