И для тебя так много погубил,

         Как я? – и твой Арсений не любил?

         И, – человек, – я б мог обнять тебя,

         Не трепеща душою, не любя?

         О, шутками меня не искушай!

         Мой ад среди людских забот – мой рай

         У ног твоих! – и если я не тут,

         И если рук моих твои не жмут,

         Дворец и плаха для меня равны,

         Досадой дни мои отравлены!

         Я непорочен у груди твоей:

         Суров и дик между других людей!

         Тебе в колена голову склонив,

         Я, как дитя, беспечен и счастлив,

         И теплое дыханье уст твоих

         Приятней мне курений дорогих!

         Ты рождена, чтобы повелевать:

         Моя любовь то может доказать.

         Пусть я твой раб – но лишь не раб судьбы!

         Достойны ли тебя ее рабы?

         Поверь, когда б меня не создал бог,

         Он ниспослать бы в мир тебя не мог».

8

         »О, если б точно ты любил меня! —

         Сказала Клара, голову склоня, —

         Я не жила бы в тереме твоем.

         Ты говоришь: он мой! – А что мне в нем?

         Богатством дивным, гордой высотой

         Очам он мил, – но сердцу он чужой.

         Здесь в роще воды чистые текут —

         Но речку ту не Вилией зовут;

         И ветер, здесь колеблющий траву,

         Мне не приносит песни про Литву!

         Нет! русский, я не верую любви!

         Без милой воли, что дары твои?»

         И отвернулась Клара, и укор

         Изобразил презренья хладный взор.

         Недвижим был Арсений близ нее,

         И, кроме воли, отдал бы он всё,

         Чтоб получить один, один лишь взгляд

         Из тех, которых всё блаженство – яд.

9

         Но что за гость является ночной?

         Стучит в ворота сильною рукой,

         И сторож, быстро пробудясь от сна,

         Кричит: «Кто там?» – «Впустите! ночь темна!

         В долине буря свищет и ревет,

         Как дикий зверь, и тмит небесный свод;

         Впустите обогреться хоть на час,

         А завтра, завтра мы оставим вас,

         Но никогда в молениях своих

         Гостеприимный кров степей чужих

         Мы не забудем!» Страж не отвечал;

         Но ключ в замке упрямом завизжал,

         Об доски тяжкий загремел затвор,

         Расхлопнулись ворота – и на двор

         Два странника въезжают.