Но что за звук раздался за стеной?

         Протяжный стон, исторгнутый тоской,

         Подобный звуку песни... если б он

         Неведомым певцом был повторен...

         Но вот опять! Так точно... кто ж поет?

         Ты, пленница, узнала! верно тот,

         Чей взор туманный, с пасмурным челом,

         Тебя смутил, тебе давно знаком!

         Несбыточным мечтаньям предана,

         К окну склонившись, думает она:

         В одной Литве так сладко лишь поют!

         Туда, туда меня они зовут,

         И им отозвался в груди моей

         Такой же звук, залог счастливых дней!

13

         Минувшее дышало в песни той,

         Как вольность – вольной, как она – простой;

         И всё, чем сердцу родина мила,

         В родимой песни пленница нашла.

         И в этом наслажденья был упрек;

         И всё, что женской гордости лишь мог

         Внушить позор, явилось перед ней,

         Хладней презренья, мщения страшней.

         Она схватила лютню, и струна

         Звенит, звенит... и вдруг пробуждена

         Восторгом и надеждою, в ответ

         Запела дева!.. этой песни нет

         Нигде. – Она мгновенна лишь была,

         И в чьей груди родилась – умерла.

         И понял, кто внимал! – Не мудрено:

         Понятье о небесном нам дано,

         Но слишком для земли нас создал бог,

         Чтоб кто-нибудь ее запомнить мог.

14

         Взошла заря, и отделился лес

         Стеной зубчатой на краю небес.

         Но отчего же сторож у ворот

         Молчит и в доску медную не бьет?

         Что терем не обходит он кругом?

         Ужель он спит? – Он спит – но вечным сном!

         Тяжелый кинут на землю затвор;

         И близ него старик: закрытый взор,

         Уста и руки сжаты навсегда,

         И вся в крови седая борода.