– Ну в кого?!

– В Ваньку, – шепчу я.

– В Куста? Я что, совсем балда? – искренне удивилась Катеринка и снова утыкается в колени.

Сёмка и Ванька опять подрались. Я стала допрашивать Васю.

– Маша! – возмутился он. – Ну зачем тебе это? Их дела, сами разберутся!

– Нисколько не сомневаюсь, – спокойно ответила я. – Но все таки я вожатая и должна знать, из за чего они разбивают друг другу носы.

– Можно подумать, кто то не знает… Из за Юшиной, конечно. Куст – дурак…

– Василий! – одернула я мальчишку.

– Ну если дурак! Потребовал, чтобы Сёмыч перестал с Юшиной дружить, ну и вот…

– Что?

– Побил его Сёмыч, вот что. Честное слово, еще раз такое скажет – я его сам побью, – пообещал Василь.

– Василий!

Вася окатил меня синими искрами из глаз и убежал.

Ванька Куст ходит злой. Все зовут его Куст, потому что он Кустов, но сейчас он и вправду похож на куст, колючий и взъерошенный.

На планерке я не могу сосредоточиться: слишком долго все собираются, слишком громко распевает свои песни Митька, слишком заливисто хохочет Настя, слишком нудно об одном и том же говорит Василий Николаевич… Слишком, слишком, слишком…

Кажется, я просто устала. Надо взять себя в руки (а лучше взять выходной). Митька вдруг бросает гитару, встает напротив меня и говорит:

– Нет, Маруся, это просто форменное издевательство какое то!

Я отрываюсь от своих записей: что опять?

– Это нечестно с твоей стороны!

– Что?

– Иметь такие синие глаза, – заявляет этот нахал.

Я продолжаю писать.

Катеринка плачет тайком. Дашенька ходит за ней как тень. Сёмка, окрыленный своим счастьем, совершенно ничего не хочет замечать. Маринка тоже. В счастье люди, даже маленькие, становятся большими эгоистами.

А Ванька сделал попытку сбежать из лагеря.

Мы спокойно обедали. Наш отряд галдел за столами, поедая гречневую кашу. Митька не сводил с меня напряженного взгляда и молчал, что совсем ему несвойственно. Меня это озадачило, и я почти поверила Нине.

– Ваня, ты куда? – спросил Олег.

Ванька чуть шевельнул плечом, но не обернулся.

– Я уже поел. Я на балконе всех подожду. – Голос послушный послушный!

Почему я не насторожилась?

Через минуту к вожатскому столу подлетела запыхавшаяся Света.

– Маша, а Куст с Ивановым домой пошли!

– Куда? – не понял Олег.

– Домой, – пожала плечами Света.

Мы вскочили как по команде.

– Машка, бежим! – Митька дернул меня за рукав, и мы сломя голову сбежали по лестнице.

От ближних ворот дорога ведет на дачи, а там и до города недалеко, но сколько здесь тропинок, просек, путей! Хорошо, что у Борьки красный рюкзак – издалека видно.

– Не зовите их, – предупредил Олег, – дёру дадут – не догонишь.

Но мальчишки нас заметили очень скоро и «дёру дали».

Конечно, Ваньку понять можно: из за его любви к Маринке на него пол отряда ополчилось. (Это все Васенькина работа, я уверена. Кто то получит у меня по загривку, никакие синие глаза не помогут.) Но Борька то куда бежит?

Это его третья попытка сбежать из лагеря. Он, что называется, «трудный ребенок из неблагополучной семьи». Отец сидит, мать пьет, младших братьев и сестер воспитывает старенькая бабушка. Хорошо еще, что Борька не лидер по натуре, а то превратил бы отряд в праздник для вожатых. Он единственный у нас всерьез курит, а на все просьбы только презрительно щурит глаза и говорит:

– Я чо, нанимался?

И я всегда теряюсь: не знаю, что ему ответить.