|
– Из того, что ты мне рассказал, выходит, что для любого человечества истинный бог – чуть ли не самое важное на свете. Пусть представить его не то, что не просто – невозможно. Но почему же он не хочет позволить людям узнать себя, услышать свой голос, который учил бы их жить по‑божески, чтобы не обрекать себя на вымирание?
– Я думаю, в самой его сущности заложена непознаваемость… Чтобы люди не захотели подчинить его себе. Он прерывисто втянул в себя воздух и закончил с неожиданной силой: – А этого позволить нельзя! Слышишь – не допусти, чтобы это каким‑то чудом свершилось!!! Она в изумлении отпрянула: – Почему, почему ты все это говоришь не кому‑нибудь, а именно мне? Наверное, она уже научилась читать по его губам, потому что скорее угадала, чем услышала то, на что он собрал все последние силы: – Потому что я ошибся… Не мальчик… которого я отдал Горону… Ты. Ты… рождена… править. А потом наступила тишина. Она подняла глаза – крылья маггировой бабочки больше не шевелились. Она выпрямилась и неслышно отступила к стеночке, затянутой угасающим на глазах, словно увядающим, плющом. Здесь ее больше ничто не удерживало. Келья‑шкатулочка из тусклого нефрита, как же непоправимо ошибся твой хозяин! Потому что уж чего она не собиралась делать в своей жизни, так это править.
24. Бескрылый властелин
С вершины гранитного столба было видно, что здешнее недоброе светило уже высунуло из‑за цепочки столбчатых гор свое прожженное темечко, проклятым мидасовым касанием превращая благородный оникс в презренное золото. Где‑то далеко внизу, в несмытой предутренней темени, беспокойно зазвенела жесткая внешняя листва придорожных деревьев. Вероятно, так бряцали смертоносные бронзовые перья мифических гарпий, о которых ей рассказывал Юрг… Забавно, а ведь если все то, о чем говорил покойный одинец, действительно существует, то в облачной кладовой высшего разума Невесты с этой секунды будет храниться отпечаток сведений о том, что где‑то в непредставимом далеке водятся птицы с бронзовым оперением. Или нет? Или ты собиралась поторопиться. Грамерси, но пусть тутошний бог учтет, что это очаровательное словечко встречается только в каких‑то замшелых легендах неведомой ему Земли. Но «моему своенравию» оно нравится. И потом, перестань, наконец, вмешиваться! Я прощаюсь с Невестой, и мне так легко в это солнечное утро… Здесь все утра солнечные. Даже слишком. … мне легко и солнечно, потому что я освободилась навсегда от проклятого Нетопырева наваждения, и теперь нужно припомнить только какую‑то мелочь… Действительно, мелочь: всего‑навсего попрощаться с твоим Гороном! Да, просто встретить Горона, поблагодарить его за терпение и дружескую помощь… Ничего не значащая фраза. Все сразу вернется на свои места, и ты как прежде станешь девочкой, которая следует за своим рыцарственным проводником, и ты снова окунешься в сказку, с которой, оказывается, так невыносимо расставаться; и ты расскажешь ему о победе над наемниками Вселенской Орды… Не много чести в победе, когда у тебя под боком десинтор. И о Лунном Нетопыре, чьи обугленные останки замурованы под оплавленным камнем… Ненаследной принцессе не пристало похваляться убийством. А тайны «нефритовой шкатулки»… Это тайны усопшего; престарелый одинец не раз на своем веку встречался с Гороном, а ведь не поделился с ним своей мудростью. Значит, так тому и быть. И потом, Горона еще найти надо; может, ты подскажешь – где? Струйка дыма или пара, поднимающаяся над безлюдной заброшенной купиной. О, в самую точку! Она умчалась под указанный ей меднозвонкий полог, даже не поблагодарив своего навязчивого советчика. |
